"Хорхе Луис Борхес. Кеведо" - читать интересную книгу автора

больше удивляться - произвольности метода или тривиальности выводов. Однако
Кеведо спасает - или почти спасает - положение достоинствами слога ***.
Считать это произведение поучительным может лишь невнимательный читатель.
Подобный разлад заметен и в "Марке Бруте", где не так уж примечательна
основная мысль, зато превосходны периоды. В этом трактате достигает
совершенства наиболее впечатляющий из стилей, какими пользовался Кеведо. На
его лапидарных страницах испанский как бы возвращается к затрудненной латыни
Сенеки, Тацита и Лукана, к напряженной и жесткой латыни серебряного века.
Блестящий лаконизм, инверсия, почти алгебраическая строгость,
противопоставления, сухость, повторы слов придают этому тексту иллюзорную
четкость. Многие периоды заслуживают или желают заслужить ранга совершенных.
Например, этот, привожу его: "Листья лавра почтили некий знатный род;
восхвалениями в триумфе наградили за великие и славные победы; статуями
возвеличили жизнь божественную; и, дабы не утратили привилегии
драгоценностей ветви и травы, мрамор и лестные прозвания, их сделали
недостижимыми для пустых притязаний и доступными лишь для заслуг". К другим
стилям Кеведо прибегал не менее успешно: стиль как бы устной речи в
"Бусконе", стиль разнузданный, оргиастический (но не алогичный) в "Часе
воздаяния".
______________
* Царь Иудейский (лат .).
** Следовать (лат .).
*** Рейес делает меткое замечание ("Главы из испанской литературы",
1939, с. 133): "Политические произведения Кеведо не дают нового толкования
политических ценностей и сами имеют не более чем риторическую ценность...
Это либо памфлеты на случай, либо образцы академической декламации.
"Политика Бога", вопреки своей многообещающей видимости, всего лишь
выступление против дурных министров. Но на этих страницах можно порой
обнаружить наиболее характерные для стиля Кеведо черты".

"Язык, - заметил Честертон ("G. F. Watts", 1904, с. 91), - это факт не
научный, а художественный; его изобрели воины и охотники, и он гораздо
древнее науки". Кеведо никогда так не думал, для него язык был прежде всего
орудием логики. Избитые извечные приемы поэзии - сравнение воды с хрусталем,
рук со снегом, глаза, сияющие, как звезды, и звезды, глядящие, как глаза, -
коробили его не своей доступностью, но куда сильнее своей ложью. Осуждая их,
он забыл, что метафора - это мгновенное сближение двух образов, а не
методичное уподобление предметов... Также ненавистны были ему идиоматизмы. С
намерением "выставить на позор" он смастерил из них рапсодию, названную им
"Сказка сказок"; многие поколения, ею очарованные, предпочитали видеть в
этом доведении до абсурда некий музей остроумия, созданный по велению свыше,
чтобы спасти от забвения словечки вроде: zurriburi, abarrisco, cochite
hervite, quitame alia esas pajas, a trochimoche*.
______________
* Грубиян, хам, без разбора, впопыхах, пустяк, "выеденное яйцо",
невпопад (исп .).

Кеведо неоднократно сравнивали с Лукианом из Самосаты. Но есть между
ними существенное различие: Лукиан, воюя во II веке с олимпийскими богами,
кладет начало религиозной полемике; Кеведо, повторяя эту атаку в XVI веке