"Хорхе Луис Борхес. Новые настроения" - читать интересную книгу авторабесчисленные подвиги, а Дон Кихота бьют и осмеивают, и все же превосходство
второго очевидно. Отсюда - одна эстетическая проблема, которую пока что, кажется, никто не ставил: может ли автор создать героев, превосходящих его достоинством? Я бы ответил: нет, и невозможно это как из-за неспособности разума, так и по свойствам души. Думаю, самые яркие, самые достойные наши создания это мы сами в свои лучшие минуты. Вот почему я преклоняюсь перед Шоу. Цеховые и муниципальные проблемы его первых вещей утратят интерес - да и уже утратили; шутки "pleasant plays"** рано или поздно станут такими же неудобоваримыми, как шекспировские (юмор, как я подозреваю, вообще жанр исключительно устный, искра, блеснувшая в разговоре, а не пассаж закрепленный на письме); идеи, декларированные в авторских предисловиях и красноречивых тирадах героев, легко отыщут у Шопенгауэра и Сэмюэл а Батлера; но Лавиния, Бланко Поснет, Киган, Шотовер, Ричард Даджен и, прежде всего, Юлий Цезарь переживут любого героя, выдуманного искусством наших дней. Стоит представить рядом с ними господина Тэста или гистрионствующего ницшевского Заратустру, и с удивлением, даже ошеломленностью убеждаешься в превосходстве Шоу. Повторяя банальности своего времени, Альберт Зергель мог в 1911 году написать: "Бернард Шоу - разрушитель самого понятия о героическом, он -убийца героев" ("Dichtung und Dichter der Zeit", 214); он не понял, что "героическое" вовсе не значит "романтическое" и воплощено в капитане Блюнчли из "Arms and the Man", а не в Сергее Саранове... Фрэнк Хэррис в биографии нашего героя приводит его замечательное письмо; в нем есть такие слова: "Я ношу в себе все и всех, но сам я ничто и никто". Из этого ничтожества (похожего на ничтожество Бога перед сотворением мира и на первобожество другого ирландца, Иоанна Скота Эриугены, так и точнее, dramatis personae**; самый неуловимый из них - это, как я понимаю, некий Дж. Б. Ш., который исполнял роль писателя перед публикой и оставил столько легкомысленных острот на газетных полосах. В Центре внимания Шоу - проблемы философии и Морали; естественно и неизбежно, что у нас в стране его Не ценят или ценят лишь как героя эпиграмм. Мир для аргентинца - торжество случая, нечаянное столкновение Демокритовых атомов, поэтому философия его не занимает. Этика - еще меньше: социальное сводится для него к конфликту индивидов, классов и наций, в котором дозволено все, только бы не проиграть и не дать противнику повода для насмешек. Характер человека и его видоизменения - Центральный предмет современного романа; лирика сегодня - это услужливый гимн во славу любовных удач и неудач; философия Хайдеггера и Ясперса превращает каждого из нас в любознательного участника тайного диалога с небытием или Богом; эти доктрины, пусть даже восхитительные по форме, упрочивают иллюзию личности, которую веданта осуждает как смертный грех. Они разыгрывают разочарование и тоску, но в глубине своей потакают человеческой гордыне и потому аморальны. Творчество Шоу, напротив, дает чувство освобождения. Чувство, которое рождают учения Стой и саги Севера. Буэнос-Айрес, 1951 ----------------------------------------------------------------------- * Дружелюбное молчание луны (лат.). ** Приятные пьесы (англ.). |
|
|