"Николай Бораненков. Тринадцатая рота (Часть 2) " - читать интересную книгу автора

вслух прочел его:
Милая Луиза! Целую тебя в розовые губки и пухлые щечки. Ты просишь,
милая, прислать тебе смоленское льняное покрывало. Да, льняных хороших вещей
тут много. Я готов послать тебе их, но боюсь, как бы этим льняным покрывалом
тут не накрыли меня. Многие мои друзья уже накрыты. Целую тебя в горячей
надежде избежать подобного покрывала, Хайль Гитлер!
Твой Ганс".
Ганса избавил от льняного покрывала пудовый снаряд, разорвавшийся как
раз на том месте, где стоял его батальонный миномет. От Ганса и миномета
осталось лишь мокрое место.
- А всему виной, - заговорил, сидя на облучке, кучер Прохор, - только
одни лишь дырки. На кого ни глянь - у каждого дырка. У кого в голове, у кого
в животе... Ох, уж эти злосчастные дырки! В зубах их вон латают свинцом,
цементом... А вот в прочем также латать их покель не научились. А как бы
здорово было! Пробили башку ан живот - раз-два глинкой замазал и пошел. И
никто бы из них тут не валялся. И каждый получал бы то, что хотел. Но
фюреру, видать, важно не это. Важно, что они победили.
- Да-а, - вздохнул Гуляйбабка. - По всему видно, тут фюрером одержана
великая победа!
Пытаясь сосчитать убитых, Гуляйбабка успел, однако, увидеть, а скорее
по слабым звукам хриплого оркестра, долетавшим с подножия высоты, сумел
определить, что там идет церемония захоронения новых "национальных героев"
фюрера, и сейчас же поспешил туда.
К тому моменту, когда карета, прямо по овсу, спустилась в низину, с
первой огромной могилой было покончено, и погребальное начальство вместе с
жиденьким пятитрубным оркестром перебазировалось к новой яме, доверху
наваленной "национальными героями". Следом за начальством семеро полицаев с
траурными повязками на рукавах рубах и костюмов несли венки, березовые
кресты и каски. Третью яму еще только копали, но к ней уже подвозили и
подносили убитых. Делом этим были заняты и мужики из окрестных селений.
Работа у них шла сноровисто. Одни дружно нагружали, другие с гиком и свистом
гоняли по высоте дровни и телеги, а щуплый, неказистый мужичишка в заячьей
шапке приспособил под транспортировку убитых копновый волок и таскал к
могиле сразу по пять-шесть трупов.
Осмотрев вторую могилу и найдя ее заполненной доверху, готовой к
засыпке, начальник, возглавлявший похороны, снял с головы кожаную кепку и,
промокнув платком потную лысину, приготовился было двинуть речь, но, увидев
рядом остановившуюся карету и скачущих вслед всадников, он, поперхнувшись на
слове, умолк. Еще с минуту он простоял так, недоумевая и рассматривая
пожаловавших на похороны, но едва Гуляйбабка сбросил с плеч дорожный плащ и
повернулся грудью, украшенной Железным крестом, оратор сорвался с места и
подбежал рысцой к карете.
- Честь имею представиться! - вскинув руку и стукнув каблуками,
произнес подбежавший толстяк. - Бургомистр местного городка Ляксей Ляксеич
Козюлин.
- Что здесь происходит? Извольте доложить! - приказал тоном высшего
начальства Гуляйбабка.
- Так что погребение. Похороны. Воздаем почести... Сделали все
возможное. Венки, кресты, оркестрик... Коль что не так - извините. Мы всей
душой. Старались...