"Андрей Бондаренко. Карибская эскапада ("Братство Че" #1)" - читать интересную книгу автора

подсыпать неустанно, дровишки в печку подбрасывать - очень уж хотелось Новый
Год встретить с соблюдением всех Традиций - с банькой, жарко натопленной, в
частности.
А сами избушкой занялись - окна старым полиэтиленом утеплили, дверь
подправили, подмели в комнатах, печь вычистили, огонь в ней - максимально
жаркий - развели. Надежда в бане первая погрелась, и отправилась стол
праздничный накрывать.
А времени уже - без двадцати двенадцать. Но и мы с Банкиным успели друг
друга чуть-чуть, Принципов ради, вениками похлестать.
Сели за стол без трех минут, вермута иностранного хлебнули, поздравили
друг друга с Наступающим. И такая усталость вдруг навалилась - прямо за
столом все и уснули.
Проснулся я часа через два - дрова в печи уже догорали, похолодало
значимо. Ребят растолкал, спать отправил, а сам остался при печи в качестве
истопника - свежие порции дров раз в двадцать минут подбрасывать.
Сижу себе тихонечко, за огнем присматриваю, о том - о сем думаю.
И вдруг слышу - за дверью входной кто-то жалостливо так скулит, а может
даже - и плачет. Открываю дверь - а на пороге собака лежит, здоровая, но
худая - скелет сквозь кожу просвечивает. И такими глазами жалостливыми на
меня смотрит - душа на изнанку выворачивается.
Затащил собаку в избу, около печки пристроил, возле морды щербатую
тарелку с тушенкой примостил Минут двадцать она только дрожала всем своим
худым тельцем, и смотрела на меня безотрывно. Потом начала жадно есть. Съела
одну предложенную порцию тушенки, вторую, пол краюхи хлеба.
Потом, видимо, раскаленная печка стала припекать ей бок, собака
приподнялась.
Тут и выяснилось, что лап у нее в наличии - всего три, а на месте
четвертой - короткий коричневый обрубок, покрытый подтаявшей ледяной коркой.
С культи, видимо давно еще загноившейся, в тепле закапали крупные капли
черного гноя, воздух наполнился нехорошим больничным ароматом.
Мои товарищи от вони той тут же проснулись. Надежда занялась собакой -
стала обрабатывать ее запущенную рану йодом - единственным лекарственным
препаратом, бывшем в наличии.
Генка же, оставшись не при делах, и, понимая, что в этом амбре уснуть
невозможно, достал обрез, разобрал, и стал тщательно смазывать его составные
части тушеночным жиром - за неимением лучшего.
Я даже не стал спрашивать - зачем.
Если у ротмистра были не обманувшие нас всех предчувствия, то почему у
Генки таковых быть не может?
За окнами заметно посветлело, близился рассвет, бедная собака, наконец,
уснула.
Втроем вышли на крыльцо. На востоке, в серых небесах, сливаясь с линией
горизонта, затеплилась тонкая розовая нитка.
На той стороне озера, над трубами домов обитаемой деревни стали
подниматься редкие дымы. Было очень холодно, минус тридцать пять, не
меньше - деревья ближнего к нам леса были одеты в совершенно невероятные -
пышные, белоснежные шубы.
Хорошо то как!
Генка, глядя куда-то вверх, ни к селу, ни к городу, вдруг выдал: