"Андрей Бондаренко. Гусарские восьмидесятые ("Байки замшелых романтиков" #1)" - читать интересную книгу автора

- Вот, классная вещь - осиновые. Бабка еще плела - лет тридцать тому
назад. В те времена зимой у нас все на таких ходили.
Вещь действительно оказалась классной и незаменимой. Если бы не
снегоступы эти осиновые - встречать бы нам Новый - 1982-ой Год в чистом
поле, или, что вероятней - в лесу дремучим.
А так, ничего - уже к семи вечера к деревне безымянной - месту
вожделенному, - благополучно добрались.
Добраться то - добрались, но устали, как кони педальные. А здесь совсем
не до отдыха - изба промерзла до невозможности, баньку по самую макушку
снегом занесло, колодец без воды - вымерзла вся - до последней капли.
Первым делом - нашли обрез, и завернули его в рваную тряпку, найденную
тут же. Вторым - напилили по быстрому в прок дров, баньку от снега
разгребли, раскочегарили. Надюху к данному объекту приставили - снег в котел
подсыпать неустанно, дровишки в печку подбрасывать - очень уж хотелось Новый
Год встретить с соблюдением всех Традиций - с банькой, жарко натопленной, в
частности.
А сами избушкой занялись - окна старым полиэтиленом утеплили, дверь
подправили, подмели в комнатах, печь вычистили, огонь в ней - максимально
жаркий, - развели. Надежда в бане первая погрелась, и отправилась стол
праздничный накрывать.
А времени уже - без двадцати двенадцать. Но и мы с Банкиным успели друг
друга чуть-чуть, Принципов ради, вениками похлестать.
Сели за стол без трех минут, вермута иностранного хлебнули, поздравили
друг друга с Наступающим. И такая усталость вдруг навалилась - прямо за
столом все и уснули.
Проснулся я часа через два - дрова в печи уже догорали, похолодало
значимо. Ребят растолкал, спать отправил, а сам остался при печи в качестве
истопника - свежие порции дров раз в двадцать минут подбрасывать.
Сижу себе тихонечко, за огнем присматриваю, о том - о сем думаю.
И вдруг слышу - за дверью входной кто-то жалостливо так скулит, а может
даже - и плачет. Открываю дверь - а на пороге собака лежит, здоровая, но
худая - скелет сквозь кожу просвечивает. И такими глазами жалостливыми на
меня смотрит - душа на изнанку переворачивается.
Затащил собаку в избу, около печки пристроил, возле морды щербатую
тарелку с тушенкой примостил Минут двадцать она только дрожала всем своим
худым тельцем, и смотрела на меня безотрывно. Потом начала жадно есть. Съела
одну предложенную порцию тушенки, вторую, пол краюхи хлеба.
Потом, видимо, раскаленная печка стала припекать ей бок, собака
приподнялась.
Тут и выяснилось, что лап у нее в наличии - всего три, а на месте
четвертой - короткий коричневый обрубок, покрытый подтаявшей ледяной коркой.
С культи, видимо давно уже загноившейся, в тепле закапали крупные капли
черного гноя, воздух наполнился нехорошим больничным ароматом.
Мои товарищи от вони той тут же проснулись. Надежда занялась собакой -
стала обрабатывать ее запущенную рану йодом - единственным лекарственным
препаратом, бывшем в наличии.
Генка же, оставшись не при делах, и, понимая, что в этом амбре уснуть
невозможно, достал обрез, разобрал, и стал тщательно смазывать его составные
части тушеночным жиром - за неимением лучшего.
Я даже не стал спрашивать - зачем.