"Филипп Боносский. Долина в огне " - читать интересную книгу автора

Тамошние священники и монахини относились к нему с большим уважением - они
знали, что ему предназначено стать священником. (И святым! Но об этом они не
могли знать.) Отец Сканлон однажды спросил его, когда именно он впервые
почувствовал свое призвание, и Бенедикт ответил так убежденно, что весь
класс в благоговении замер: "С той минуты, как я родился, отец мой!" Даже
епископ знал о нем. В четырнадцать лет Бенедикт стал церковным причетником,
и епископ написал об этом его отцу, но тот прочитал письмо и только пожал
плечами.
Бенедикт не любил вспоминать об этом. Небритое, заросшее рыжей щетиной
лицо отца, светлые брови, серые глаза, в которых застыла усталость,
насмешливый голос...
Мальчик застонал, приложил руку ко лбу и почувствовал под пальцами
запекшуюся корку. Из-под н ее сочилась кровь.
"Только бы отец ничего не узнал!" - молился Бенедикт.
Он не находил себе места, голова горела. На минуту он задремал, но тут
же вскочил: "Ах, не делайте этого!" - закричал он, простирая руки. Широко
открытыми глазами глядел он в холодное пространство. В его памяти всплыло
страшное видение. Вдруг он затряс рукой и громко сказал: "Ой, жжется!" - и
засмеялся. "Что вы там пишете?" - спросил он окружающий его полумрак. Он
улыбнулся... "Confiteor Deo omnipotenti, beatae Mariae semper Virgini, Beato
Machaeli Archangelo..."[5] Он попытался вспомнить свои грехи - и сердце его
упало. В полном отчаянии он закрыл глаза.
- Нет, сынок, - пробормотал он, - святая троица - это бог отец, бог
сын, бог дух святой.
... Мысленно он погладил какого-то ребенка по взъерошенным волосам и
торжественно направился по выложенной красным кирпичом дорожке к церкви.
Орган гремел: "In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti. Amen. Introibo
ad altare Dei"[6]. И его собственный голос вторил: "Ad Deum, qui Laetificat
juventutem meam..."[7]
Перед ним было море человеческих лиц, он благословил их всех, а в окно
ворвался широкий луч света, и ангелы запорхали в нем, как мотыльки. Опять
послышалась музыка, она лилась за окно и поднималась к небу, как дым.
Он сжался в комочек на своей койке, спрятал ладони между коленями,
прижимаясь к тощему матрасу в поисках тепла, - ему казалось, что в камере
очень холодно. Его одолевал сон, тишина гудела вокруг, как мохнатая пчела,
описывала бесконечные круги. Голова его кружилась, в надвигающейся темноте
возникли какие-то неясные очертания: словно разматывалась с катушки длинная
желтая лента, а он блаженно плыл вдоль нее. Но вдруг Бенедикт начал
ворочаться и стонать, метаться на койке; он весь горел. На лбу у него
выступили капли пота. Он закричал во сне и открыл глаза, потом лег на бок и
зарыдал, уткнувшись лицом в жесткий матрас.


5

- Отец Дар пришел за тобой.
Бенедикт не слышал, как отперли дверь, как подошел надзиратель и стал
его расталкивать, но эти слова сразу пробудили его.
Он вскочил качаясь, - надзирателю пришлось поддержать его. Глаза у него
покраснели, губы опухли, лицо пожелтело.