"В.А.Вонлярлярский. Байя" - читать интересную книгу автора

Василий Александрович Вонлярлярский

Байя

Ежели когда-нибудь судьба забросит вас в Алжир и удушливый сирокко
навеет на вас грусть и тоску, пройдите после солнечного заката по
Королевской площади, полюбуйтесь на лазурный залив, на изумрудный берег мыса
Матифу и, выпив полчашки кофе в Cafй de la Bourse, ступайте по направлению
улицы Бабемоэт. На углу первого переулка спросите у лежащих арабов: где
улица Локдор? Арабы улыбнутся, отчего медные лица их сделаются еще
безобразнее, и все они в один голос скажут вам, чтобы вы шли по переулку
прямо, потом, взойдя по узким ступеням, повернули бы сорок раз направо, и
сто раз налево, а там, если будет у кого спросить, то спросили бы, и вам
укажут улицу Локдор. Улица Локдор заставит улыбнуться арабов потому, что на
ней живет красавица Байя; а к Байе ходит - полюбоваться на нее - все, что
есть богатого и знатного в Алжире, и никто еще не выходил от Байи, не унося
уверенности, что Байя превосходит красотою всех земных гурий Востока. В
жилах одалиски течет благородная кровь Гусейн-паши, последнего алжирского
дея; четырнадцатую весну поэтической жизни своей встретила Байя в полном и
роскошном развитии, с глазами, на блеск которых больно было бы смотреть,
если б глаз этих не оттеняли густые и черные ресницы, - с грудью белою, как
пена, и с длинными великолепными косами, черными, как крыло ворона. Одежда
одалиски состоит из золотистой ткани, покрытой жемчужною корою, испещренною
мириадами самоцветных камней. До детской ножки ее едва касается алой
башмачок, с загнутым кверху носком. Байя улыбается, не смеясь; Байя говорит
по-французски и делает такие ошибки, из которых каждая может свести с ума
бедного смертного; так очаровательно милы эти ошибки! Пять лет назад, вам не
трудно было бы узнать ее жилище в улице Локдор. Против самых окон Байи, у
грязных дверей мавританского дома, вы заметили бы безобразного бедуина,
сидящего у столика, покрытого кучею сигар; кровавые глаза бедуина проводили
бы вас к ней с выражением адской ревности; глаза эти встретили бы вас на
возвратном пути с ненавистью, понятною только в Африке. Бедуина звали
Джевулом, сигары, которые продавал он, принадлежали его благодетелю Филиппу
Россу, отставному ветерану французской службы. Не знаю, замечала ли Байя
страстно-наблюдательные взоры 15-летнего Джевула, но знаю, что старый
Филипп, пересчитывая каждый вечер сигары и вырученные деньги, постоянно
замечал недочет в тех и других. Он спросил однажды у Джевула: "Ты куришь?" -
"Нет!" - отвечал Джевул. На следующий вечер Филипп перечел снова и деньги и
товар, оказался тот же недочет. "Джевул, ты негодяй!"- сказал ветеран.
"Нет!" - отвечал Джевул, бледнея. Старик вошел в дом и несколько минут
спустя вышел из него с ременною арабскою плетью в руках. Увидя это, Джевул
опустил правую руку в карман широких шаровар своих. Старик взял Джевула за
ворот кисейной рубашки, нагнул его смуглую шею и взмахнул плетью! Джевул
раскрыл нож и замахнулся. Ремень плети свистя опустился на спину Джевула, и
в тот же миг проколотый насквозь старик пал полумертвый. Обоих взяли; но оба
были правы; старик не досчитывался денег, Джевул не курил и не крал, а
засматривался на Байю; а в это время мальчишки таскали сигары; вот и все.
То было в первых числах октября 1846 года.
Прошло два месяца, и в конце декабря алжирский журнал "L'Akhbar"
возвестил жителям города о первом представлении "Двух Маргарит" на сцене