"Борис Бондаренко. Залив Терпения" - читать интересную книгу автора

поймет, что таких для него быть не может. А Василий дураком себя не считал.
Держись своих, они не продадут - эту истину он усвоил крепко. А эта женщина
своей никак не могла быть: прическа, взгляд, одежда, а главное, руки, -
очень чистые, белые, гладкие, с ярким маникюром, - все говорило о том, что
она - чужачка, из того народа, которого Василий не знал и с которым почти не
сталкивался. Но когда она возвращалась обратно, а он почему-то замешкался,
глядя на нее, и не успел встать, а она его об этом не попросила, как
несколько минут назад, и, задевая длинными горячими ногами его колени,
протиснулась мимо него и села на место, - Василию уже не казалось, что она
такая чужачка. У нее была хорошая улыбка, когда он неловко извинился за свою
забывчивость, и дружеский тон, когда она вынула сигарету и попросила
прикурить.
В ту весну Василий возвращался после долгой зимовки с острова Хейса,
где женщин можно было видеть только на фотографиях да на картинках,
вырезанных из журналов. И тогда, в самолете, он даже не мог решить,
действительно ли Татьяна так красива, или это только кажется ему - все
женщины в ту пору нравились ему, потому только, что они были женщинами. И
лишь потом, когда исчез голод тела и он мог смотреть на женщин
беспристрастно, Василий увидел, что она и в самом деле красива. Очень
красива.
Но тогда, в самолете, этот голод не давал ему покоя и все время
заставлял помнить о том, что рядом сидит женщина. Три часа полета просто
измучили его. И уж лучше бы она не улыбалась ему такой хорошей улыбкой, не
расспрашивала таким красивым голосом о его жизни, не трогала его руку своей
белой гладкой рукой, когда внизу проплывал Дон... Она так ласково прервала
разговор, извинилась и сказала: "Давайте посмотрим", и он послушно умолк,
придвинулся к окошку, но увидел не Дон, а красивый изгиб ее шеи, курчавые
завитки волос, нежную розовую мочку уха, - вдыхал тонкий запах ее духов, а
когда она наконец отклонилась от окна, ее волосы скользнули по его щеке...
Тогда, может быть, и не казалось бы Василию, что та преграда, которую он
всегда чувствовал, встречаясь с такими, как она, становится меньше. А была
минута, когда показалось, что никакой преграды и совсем нет, - это когда
Татьяна, с огромным интересом, который она и не собиралась скрывать,
выслушала рассказ о том, как он один, с голыми руками, пошел на пьяного
взбесившегося старателя, вооруженного ножом. Сам он никогда не стал бы
распространяться об этой истории, но Таня спросила, откуда у него шрам на
шее, и пришлось рассказать, как было дело. Она сказала ему:
- Какой вы... смелый. - И, передернув плечами, добавила: - Это же
просто страшно.
Василий, смущенный ее похвалой, стал оправдываться:
- Ну, чего там страшного... Я сам виноват. Понадеялся, что он совсем
окосел. А так бы огреть его лесиной - и дело с концом.
Она чуть улыбнулась.
- Почему же... не огрели?
- Жалко стало.
- Жалко? - удивилась Таня. - Такого бандита?
- Ну, какой же он бандит? - Теперь уже Василий удивился. - Такой же
работяга, как и все. Перепил малость - так с кем не бывает? Он потом
говорил, что ему какие-то чертики стали чудиться.
- А-а, - догадалась Таня. - Алкогольная горячка.