"Борис Бондаренко. Ищите Солнце в глухую полночь" - читать интересную книгу автора

укладывается. А мне жизнь хо-ро-ша-я нужна... Ну, шкаф, молчишь?
Шкаф молчал.
- Ну, молчи, молчи... Такое уж твое деревянное дело...
Тут Олег увидел, что входит Андрей, и голова у него мокрая, а глаза
ясные и трезвые.
- С кем это ты тут? - спросил Андрей.
Олег усмехнулся.
- Да вот читаю твоему шкафу лекцию на тему о любви и дружбе. Вспомнил
Феликса Кривина - есть такой писатель, который умеет отлично со всякими
вещами разговаривать...
Андрей сел на диван, внимательно посмотрел на Олега и устало сказал:
- Ну, хватит на сегодня... И вообще... В конце концов нам всего
двадцать два, и у нас еще достаточно времени, чтобы наделать кучу ошибок -
больших и самых разных. И может быть, времени хватит даже на то, чтобы
умереть вполне приличными людьми...
А потом Олег ничего не помнил.

11

Олег посмотрел на меня, а я лег на диван и закурил.
- Ну, - спросил он, - что же ты не собираешься?
- Я не пойду с тобой.
- С приветом, - сказал он, ничуть не удивившись. - Это еще почему?
- Да так.
- Что, собрался подводить итоги?
- Ну, зачем же... Кстати, это не самое худшее занятие в Новый год.
Знаешь, где я встречал первый раз Новый год в Москве?
- Нет.
- В лифте. Чертова клетка - совершенно пустая, кстати, - застряла между
одиннадцатым и двенадцатым этажами.
- Было весело?
- Очень.
- И все-таки почему ты не идешь?
- Да ведь надо гладиться, а утюга нет, и чистить ботинки, а щетка тоже
вряд ли найдется, и вообще слишком много беспокойства, старина. Дело того не
стоит. Так что гуляй...
- Понятно, - сказал Олег и ушел.
Я еще немного полежал и пошел в актовый зал. Там гремел конферансье -
всесоюзная радиознаменитость. Он изрекал в микрофон что-то пресное и пошлое.
Ему вежливо и иронически хлопали - человек неглупый сразу понял бы, что эти
аплодисменты хуже пощечины. Но конферансье ничего не замечал, и над ним
издевались с улыбочками и шуточками, как это умеют делать только у нас.
Везде танцевали, и было очень шумно и тесно. Батареи пустых бутылок
выстроились на столах и прямо на полу вдоль стен.
Я купил шампанского и пошел к себе. Еще не было девяти. За окнами
иллюминация, и я погасил свет. В комнате сразу стало просторно, таинственно
и грустно. Я курил, и думал о Гале, и смотрел на яркие полосы сиреневого
света на потолке - их оставляли лучи прожекторов.
Потом включил проигрыватель и поставил пластинку "Реквием" Верди.
Наверно, это по меньшей мере странно - "Реквием" за час до Нового года,