"Юрий Бондарев. Публицистика" - читать интересную книгу автора

СТИЛЬ И СЛОВО

Да стоит ли снова писать о стиле, предъявлять жесточайшие требования к
мастерству писателя, к форме, к языку? Быть может, это лишь помешает нашей
литературе полно и четко выражать комплекс идей?
Я хорошо помню, как одна известная писательница несколько лет назад
высказала мысль о том, что мы, литераторы, живем в новый стремительный
век, пытаемся запечатлеть приметы эпохи, его идеи, и нам некогда
отшлифовывать свои вещи, оттачивать стиль, - пусть читатель простит нам. И
сейчас нет-нет да раздаются голоса, как бы успокаивающие молодых
писателей: мол, мастерство - "дело наживное". И, говоря об этом, ссылаются
на письмо Горького, забывая, в какие годы писалось оно.
Разумеется, поверхностный читатель может простить несовершенство
произведения. Но не простит время, не простит большой, требовательный
читатель, не простит будущее, которое уже ожидающе-пристально смотрит на
нас издалека.
Уверен, что мы стоим на пороге необычайного подъема литературы. Ведь и
сейчас заметно, как ярко обновляется искусство - ежегодно приходят в него
молодые имена, заявляя о себе полновесно и сильно. И в литературе нашей
появляется много индивидуальностей, появляются различные манеры письма,
подчас очень точные и емкие Но что есть критерий художественной формы? Где
образец? Совершенно очевидно, единого образца не может быть в искусстве.
Чехов не пытался писать, как Толстой, Бунин - как Чехов, Флобер - как
Бальзак, Мопассан - как Флобер или Золя. Они с необычайной мощью выражали
свое время и себя, обладая разными стилями, разными темпераментами. Их
объединяли правда и естественность образных средств, то есть
художественных доказательств, особенного, индивидуального способа
выражения действительности. Чем больше художник, тем ярче и своеобразнее
его стиль. И тем больше очарования исходит от его искусства, неповторимой
красоты слова, которое звучит, обретая душу, живет, обновляется под пером
мастера.
Нельзя полностью повторить стиль художника.
Думаю, что тем стилем, которым написаны "Попрыгунья" или "Дом с
мезонином", невозможно написать роман о трагических днях начала войны 1941
года. Даже роман о любви, заключенный в форму чеховской или бунинской
прозы, звучал бы сейчас, видимо, архаично, точнее - вневременно. При всем
блеске стиля, при всей весомости художественных приемов и средств такому
произведению многого недоставало бы. Не хватало бы, возможно,
"современного воздуха" нашего атомного и технического века. И наших забот,
чаяний, беспокойств.
Я говорю здесь не о прямом выражении примет времени, но о том, что
незаметно, пусть подсознательно (мы почему-то очень боимся этого слова,
говоря об искусстве) вплетается в ткань вещи, в стиль ее. Эпоха беспощадно
и властно накладывает свой отпечаток на явления жизни, на факты, на
чувства, на процесс мышления.
Все признаки эпохи с ее противоречиями, поисками, страданиями,
радостями и тревогами за судьбу мира отражаются в стиле, языке лучших
книг.