"Юрий Бондарев. Публицистика" - читать интересную книгу автора

своему концу. Он видит и понимает: немцы не прорвались в Чехословакию, они
прекратили атаку. Описанием чужих взглядов, напряженных, злых, усталых лиц
гитлеровских солдат, сидящих в бронетранспортерах, описанием леса,
выжженной травы, ощипанных снарядами сосен, чужой речью я пытался
подчеркнуть состояние Овчинникова. Тревожными деталями (голоса, запах
бензина), интонацией фраз необходимо было выделить, на мой взгляд, самое
главное: Овчинников, которого они, по-видимому, боялись, когда он из своих
орудий стрелял по ним, теперь, раненный, пленный, был бессилен. Его
привели на допрос. Вокруг мирный покой теплого солнечного дня, тишина на
поляне, пятнистые тени на траве, зельтерская вода на столике, а он должен
умереть. И он умирает как солдат, переборов отчаяние. Он не хочет, чтобы
ему стреляли в спину. Он кричит русскому переводчику: "Стреляй в лицо,
курва предательская!"
Пожалуй, ничего новаторского нет в том, что я рассказал, но именно мне
часто нужен этот контраст в настроении и поведении героев.
Для нашей классической русской литературы (Толстой, Чехов) не
характерно "закручивание сюжета". Сюжет у великих мастеров не лежит на
поверхности. Он - глубинное движение повествования, как бы подводное
течение. Сюжет у больших писателей никогда не строился ради возбуждения
интереса читателей. Интерес заключался в мысли, в идее, характерах героев
произведения, в той социальной значимости, в той, я бы сказал,
общественной нагрузке, которую несет роман, повесть или рассказ. Усиленно
выпирающий на первый план сногсшибательный сюжет показывает белые нити
шитья, является как бы рукой автора, которую он назойливо протягивает
читателю, что разрушает правду вещи.
Я целиком за сюжет, в котором движение произведения - стремительное или
медленное движение самой жизни.
Возможно, я выскажу весьма спорную мысль, но думаю, что современный
литературный язык (если говорить о классической традиции) состоит из
сплава объемной, "мыслящей" фразы Л.Толстого, отточенной ясности Чехова,
легкой пластичности А.Толстого и народной яркости Шолохова.
О методе и языке Бунина у нас ходят различные толки, но одно несомненно
- это удивительно русский писатель, с великолепным умением найти то слово,
которое заменяет целый абзац, целую страницу. Если у Чехова стиль будто
скрыт, незаметен, прост, то Бунин - это писатель с внешне ярко выраженным
стилем, подчас даже с некоторым щегольством, но это не умаляет достоинств
его чистого, сочного, живописующего языка.
В одном рассказе у Бунина есть фраза: "Низко и сокровенно зеленеющий
восток". Сочетание "низко и сокровенно" - необычно, но не это ли дает
картину утренней степи, начало робкого тихого рассвета, простора,
прохлады, тишины?
Не исключаю, что рука редактора и тут потянулась бы к красному
карандашу - убрать слово "сокровенно". Как так, рассвет - и вдруг
"сокровенно"? Неточно, товарищ автор, неточно, ищите другое слово. Но
поставьте другое - и картина разрушена. Не надо бояться неожиданных слов.
Они непривычны, но они свежи и заменяют длиннейшие
разъяснительно-описательные абзацы.
Я думаю, что наше время - это время коротких, строгих по языку романов
и повестей.