"Юрий Бондарев. Тишина (про войну)" - читать интересную книгу автора

счастье-то, по-разному выходит...
- Эй, хватит там про счастье! Его как подарки на елке не раздают! -
крикнул Константин, раскладывая на тарелке бутерброды. - Садись, Сережка!
А ты, Павел?
- Нет, не буду я. Пива можно, - ответил Павел, садясь возле Сергея и
вытянув левую ногу. - Нельзя мне с градусами пить. Спотыкнешься еще. Я
ногу лечу. По утрам часа два гимнастику ей делаю.
- А что с ногой? - спросил Сергей.
- Так. Ничего. Осколком под Кенигсбергом. А работать надо?.. - вдруг
спросил он высоким голосом. - Работать-то надо? Как же жить? И вот тебе
оно, капитан, мое счастье... Куда ни кинь - везде клин. Ни в грузовые, ни
в такси не берут. Кому нужен я? Нога... Как жить? Вот и говорю: счастливец
ты, капитан, - с откровенной завистью сказал Павел, жадно осушил кружку,
перевел дух, раздувая ноздри коротенького носа.
- Завидовать мне нечего, - сказал Сергей. - Профессии никакой. Десять
классов и четыре года войны.
- Ты бы, дорогой Павлик, на курсы бухгалтеров поступал. Сам читал
объявления, - сказал Константин. - Милая, тихая профессия. Счеты,
накладные, толстая жена. У бухгалтеров всегда толстые жены, много детей.
Верно, Шурочка? - Он подошел к стойке, бросил новенькую, шуршащую сотню
перед улыбающейся продавщицей, ласково потрепал ее по розовой щеке. -
Сдачу потом, Шурочка.
- Счастливцы, - упорно бормотал Павел, глядя в пол. - Эх, счастливцы...
- Ты хочешь сказать - ни пуха ни пера? - спросил Константин. - Тогда -
к черту!
Они вышли на морозный воздух, на яркое зимнее солнце.
Рынок этот был не что иное, как горькое порождение войны, с ее
нехватками, дороговизной, бедностью, продуктовой неустроенностью. Здесь
шла своя особая жизнь. Разбитные, небритые, ловкие парни, носившие
солдатские шинели с чужого плеча, могли сбыть и перепродать что угодно.
Здесь из-под полы торговали хлебом и водкой, полученными по норме в
магазине, ворованным на базах пенициллином и отрезами, американскими
пиджаками и презервативами, трофейными велосипедами и мотоциклами,
привезенными из Германии. Здесь торговали модными макинтошами, зажигалками
иностранных марок, лавровым листом, кустарными на каучуковой подошве
полуботинками, немецким средством для ращения волос, часами и поддельными
бриллиантами, старыми мехами и фальшивыми справками и дипломами об
окончании института любого профиля. Здесь торговали всем, чем можно было
торговать, что можно было купить, за что можно было получить деньги,
терявшие свою цену. И рассчитывались разно - от замусоленных, бедных на
вид червонцев и красных тридцаток до солидно хрустящих сотен. В узких
закоулках огромного рынка с бойкостью угрей шныряли, скользили люди,
выделявшиеся нервными лицами, быстрым мутно-хмельным взглядом, блестели
кольцами на грязных пальцах, хрипло бормотали, секретно предлагая тайный
товар; при виде милиции стремительно исчезали, рассасывались в толпе и
вновь появлялись в пахнущих мочой подворотнях, озираясь по сторонам,
шепотом зазывая покупателей в глубину прирыночных дворов. Там, около
мусорных ящиков, собираясь группами, коротко, из-под полы, показывали свой
товар, азартно ругались.
Рынок был наводнен неизвестно откуда всплывшими спекулянтами,