"Игорь Бондарев. Двадцать четыре" - читать интересную книгу автора

найдут, никто ничего не заподозрит. Его просто закопают и забудут," -
сказал Федор. Я взял спицу и вдруг понял, что боюсь. Мне стало стыдно, но
брат Федор понял мою нерешительность по-своему. "Засунь ему в ухо," -
сказал он. Я оглянулся по сторонам, надеясь, что нам помешают, но никого не
было вокруг. Тогда я подошел к этому пьянице и с силой воткнул спицу ему в
ухо. Мне кажется, я услышал хруст, но спица легко вошла в его голову, пока
моя рука не коснулась его грязных волос. Я с ужасом отдернул руку, а потом
брат Федор взял у меня спицу, вытер об одежду этого животного и сказал:
"Пошли, считай, что это твое крещение." Странно, что пьяница даже не
шелохнулся. А может быть, он уже умер, когда я вонзил в него спицу? Hе
знаю, но я почему-то не испытал ничего, кроме легкого волнения. Смерть -
странная вещь. Сама по себе она не вызывает страха и вообще никаких чувств.
Когда умирает близкий человек, появляется сожаление и жалость, но люди,
скорее всего, жалеют самих себя, и это - всего лишь проявление эгоизма. И
еще люди боятся своей смерти, но это - тоже эгоизм. Совсем другое дело,
когда они видят изувеченные тела себе подобных и чувствуют страх и
отвращение... Hо сама смерть не вызывает ни страха, ни отвращения, ни
сожаления. Чем отличается живой пьяный, лежащий на земле, от мертвого?
Hичем. От него, может быть, меньше воняет перегаром, потому что он не
дышит.

* * *

Я никак не могу забыть того вечера, когда я ходил к отцу Георгию один. Я
сомневаюсь и все время думаю об этом. Прошло уже два месяца, но я так и не
смог разобраться, правильно ли я поступил. Я решил записать эту историю,
потому что все, что я записываю, становится менее реальным и быстро
забывается.
Я позвонил в дверь и отец Георгий впустил меня в квартиру. Он усадил меня
на кресло, а сам сел напротив. Мы сидели и говорили, а он держал свою руку
у меня на колене. Он слегка поглаживал мое колено и внимательно слушал. Эта
обстановка приносила спокойствие. Мне было приятно, так, как бывает в
парикмахерской, когда ты сидишь и тебя гладят по голове, и эти поглаживания
навевают сонливость, но спать не хочется, а хочется, чтобы погладили еще.
Он распрашивал меня о моей жизни и я отвечал на его мягкий голос. Я
рассказывал обо всем, о чем он хотел знать и чувствовал облегчение. Он
освобождал меня от нервного напряжения и я был ему благодарен. Его рука
медленно поднималась выше, пока не достигла паха и мой рассудок заставил
меня остановить его. Он смотрел мне в глаза своими добрыми и умными глазами
и говорил: "Hе противься своим чувствам. То, что ты думаешь, навязано тебе
воспитанием. Прислушайся к своим чувствам и они подскажут тебе правильное
решение. Я люблю тебя, как сына и никогда не сделаю ничего, что могло бы
тебе повредить..." Он продолжал говорить, а его рука двигалась и я сидел,
как загипнотизированный, и мне не хотелось ничего делать. Я просто смотрел.
Я почувствовал, как приливает кровь к моему пенису и он напрягается у меня
в брюках. Я смотрел, как Георгий расстегивает ширинку и берет мой член в
свою руку. Это было совсем не так, как с женщинами, когда возбуждение
вызывает уже тот факт, что ты рядом с женщиной. Он взял его в рот и стал
двигать головой, периодически вынимая мой член изо рта и водя по головке
языком. Я кончил очень быстро и он проглотил мою сперму. Почему-то в этот