"Александр Бондарь. Дом на углу улицы" - читать интересную книгу автора

А потом Кати уже не было, а была только счастливая улыбка, застывшая на
мёртвых губах её взбалмошно растрёпанной свеловолосой головки. Потом Милош и
Владислав валялись на мягком дорогом ковре, разрисовывая его кровью, а нас
осталось всего трое.
Звякнуло разбиваемое в сотый раз окно, заклубилась пылью штукатурка
лепного потолка, заметалась рикошетом пойманная пуля и, обессиленная, упала
на мягкий плюш зеленого кресла.
Звякнули в сто первый раз осколки стёкол, и стыдливо опустили глаза
строгие дамы, беспечные нимфы раззолоченных картин от залпа матерной ругани,
выпущенной Гораном, когда выбила пуля у него из рук автомат, искорежив
магазинную коробку.
Горан одной рукой отшвырнул автомат в сторону, другой выхватил из
кобуры парабеллум.
- Сколько времени ещё осталось?
Но часы, тяжёлые, солидные, едко смеялись лицом циферблата и, точно
умышленно, затягивали минуты. Сдерживали ход тяжёлых стрелок. Для того чтобы
дать возможность сомкнуться кольцу молчаливо враждебных стен и сжать мёртвой
хваткой последних трёх из "банды", разгромившей бархатный уют пальмовых
комнат.
Оставалось ещё сорок минут, когда Горан, насторожив вдруг спаянное
кольцом ухо и опрокидывая заваленный бумагами столик, с рёвом бросился по
лестнице вниз.
И почти одновременно оттуда три раза горячо ахнул его парабеллум.
Потом послышался крик. Отчаянный женский крик.
Мы с Радованом бросились следом.
Распахнули дверь.
И сквозь угарное облачко пороховой дымки увидели плотно сжатые брови
Горана, а в ногах у него - строгое чёрное платье и тонкую, перехваченную
браслетом руку, крепко сжимающую ключ.
- Сука! - холодно сказал Горан. - Она выбралась через внутреннее окно
туалета и хотела открыть дверь.
У меня невольно мелькнула мысль о Кате. На губах у Кати играла
счастливая, почти детская улыбка...
А у этой? Что застыло у неё на губах? Сказать было нельзя, потому что
губы были изуродованы пулей парабеллума. Но черты лица - окутаны страхом, а
в потухающих глазах, в блеске жёлтого медальона, изображающего полумесяц,
была острая, открытая ненависть.
И я понял и принял эту ненависть, как и Катину улыбку.
А, впрочем, какая разница? Ведь обе эти девушки были уже мертвы.
Мы кинулись назад и, пробегая мимо лестницы, услышали, как что-то
яростно рвануло внизу - это гранатой попробовали разнести входную дверь.
Тяжёлая железная дверь выдержала, но ясно было, что ненадолго.
- Всё! - сказал я Горану, закладывая последнюю обойму. - Сейчас вышибут
дверь. Сматываемся!
- Вышибут, - ответил Горан, взмахивая парабеллумом. - Но я, ещё раньше,
я разукрашу здесь всё твоими мозгами - если ты повторишь это ещё раз!
И я больше не повторял. Мы втроем метались от окна к окну.
А когда последний патрон был выпущен и свирепая пуля догнала
перебегавшего через улицу моджахеда, - отбросил Горан свой парабеллум,
осмотрел комнату, и взгляд его остановился на неведомо как очутившейся здесь