"Андрей Тимофеевич Болотов. Записки, написанных самим им для своих потомков (1790) " - читать интересную книгу автора

Впрочем, не помню я, чтоб в продолжение сего похода случилось со мною
какое-либо особливое и такое приключение, которое бы достойно было замечено
быть, кроме одного, ничего не значащего и относящегося до одной смешной
проказы, сделанной нами над прежде упоминаемым сотоварищем моим,
подпоручиком Бачмановым; и как я всему злу был наиглавнейший заводчик, то и
расскажу вам оное единственно для смеха.
Я упоминал уже вам прежде, что человек сей был хотя весьма добрый и
всеми нами любимый, но совсем особливого и такого характера, который
заставливал нас иногда над ним проказить и смеяться. Будучи новгородцем, был
он своенравен, упрям и не любил шуток и издевок над собою. Не успеет кто
как-нибудь над ним и хоть нарочно посмеяться и пошутить, как рассерживался и
поднимал он за то превеликую брань: а сие, как известно, в полках и подает
уже повод, и власно как право, всякому над ним трунить и скалозубить. К
вящему несчастию, привыкнувший к новгородскому наречию, не мог он и в службе
никак еще отвыкнуть от оного и от называния многих вещей на "о", "по", "ко"
и совсем не так, как другие называют; а сие нередко и подавало повод шутить
над ним, да и сверх того весь его образ, нрав и характер имел в себе нечто
смешное и особливое. К дальнейшему же приумножению его несчастия послал ему
Бог и денщика почти точно такого же, каков он сам. Он малый был добрый, но
как-то простоват и имел <в> себе много смешного. С сим его Доронею (ибо так
называл он его, как уже я упоминал) была у него почти всякий день ссора и
лады{20}. И во время стояния нашего вместе не проходило дня, в который бы мы
над ним не хохотали; а как и фамилия его Бачманов походила много на
"бачанов", которым именем называется тот особый род чаплей или аистов,
которые вьют гнезда на домах и нередко на трубах и так же, как аисты,
питаются всякими гадинами и лягушками, - то и звали мы его обыкновенно
Бачаном, с чем и высокий, и тонкий, и сутулистый его рост и длинные ноги
несколько сходствовали, и он к сему званию так привык, что почти за то уже и
не серживался, если кто назовет его Бачаном.{21}
Самое сие название и подало нам повод к произведению над ним той шутки,
о которой я рассказать намерен. Было то еще во время стояния нашего на
квартирах и дней за шесть до выступления нашего в поход, как случилось мне
ходить с ним и другим нашим товарищем поутру гулять по садам и небольшим
инде рощицам, между дворами деревни нашей находившимся. Тогда, как нарочно,
случилось, что кукушка в лесочке неподалеку от нас начала куковать. Мы с г.
Головачевым, услышав ее, обрадовались и говорили:
- Вот, вот, и кукушки уже прилетели!
Но г. Бачманов, вместо того, чтобы делать то же, вдруг осердился и
начал ругать кукушку всякими своими новогородскими бранями.
- Тьфу, ты проклятая, - говорил он, плюя то и дело, - чорт бы тебя,
окаянную, взял! Нелегкая б тебя подавила! На свою бы тебе это голову! - и
так далее.
Мы, услышав сие, покатились со смеху.
- Что это, брат Макар, - говорили мы, - за что это на кукушку так
гневаешься? Что она тебе сделала?
- Как, братцы, что, - сказал он, - голодного меня, проклятая,
закуковала, и я верно теперь уже знаю, что мне сего года не пережить. О,
лихая бы ее побрала болезнь и все черти б ее, проклятую, задавили.
- Так, так! - сказали мы, еще пуще захохотав. - Теперь прощай, брат
Макар! Не сносить уж тебе своей головки! Уж кукушка предвозвестила, так уже,