"Андрей Тимофеевич Болотов. Записки, написанных самим им для своих потомков (1790) " - читать интересную книгу автора


А ты гребень потерял,
Без чего уж я пропал.
Ах ты, бедный Бачан,
Где тебе деваться?

Вот таким вздором наполнена была сия песенка.
Теперь судите сами, каково было господину Бачманову, когда он, услышав
ее, догадался, что она нарочно сочинена на него и что мы над ним проказили.
Он вздурился даже до беспамятства и сперва начал нас всех ругать без всякого
милосердия, а потом, как безумный, на нас, а особливо на меня, метаться,
стегать плетью и стараться из круга нашего вырваться и ехать прочь. Однако
мы схватились все руками и составили такой крепкий круг, что ему до самого
конца песни никак уехать было не можно. Боже мой! Сколько претерпели мы от
него тогда брани, сколько ругательства и сколько смеялись и хохотали!
Наконец вырвался он у нас и поскакал, но куда ж? Прямо к полковнику
жаловаться и просить на нас. Но из сего вышла только новая комедия. Мы,
предвидя сие, постарались заблаговременно предварить все могущие произойтить
от того какие-либо досадные для нас следствия. Мы заманили в заговор и в
шайку свою самого господина Зеллера, того любимца и фаворита полковничьего,
который служил ему переводчиком. И как он сам был в сей шутке соучастником,
то и надеялись мы, что он перескажет полковнику все дело с хорошей стороны,
а сие так и воспоследовало. Господин Бачманов, прискакав к полковнику, начал
в пыхах{25} своих приносить ему тысячу на нас жалоб. Но сей, не разумея ни
одного слова по-русски и того, что он ему говорит, спрашивал только:
- Вас ист дас?{26} Вас ист дас? И как никто ему не мог растолковать, то
отыскан был г. Зеллер, и сей пересказал ему все дело с такой смешной и
шуточной стороны, что полковник сам надседался со смеха и только, смеючись,
говорил Бачманову:
- Ну, чтож? Добре...бачан... кукушк... лягушк... петь... песнь...
ничего... смех... - И так далее.
Словом, г. Бачманов наш не мог добиться от него никакого толку и только
то сделал, что весь полк о том узнал, и кому б не смеяться, так все смеяться
и кукушкою его дразнить и сердить начали. И как наконец до того дошло, что и
самые солдаты, о том отчасти узнав и иногда завидев его, либо куковать, либо
про лягушку между собою говорить начинали, то бедняку нашему Макару нигде
житья не стало, и он до того наконец доведен был, что решился было проситься
в другой полк и бежать из полка нашего, и нам немалого труда стоило его
уговорить и опять успокоить.
Но не одну сию, но производили мы над ним во время сего похода и многие
другие проказы, но как они не стоят упоминания, яко происходившие от единой
нашей легкомысленности и резвости, то я, умолчав о них, скажу только, что
сей человек увеселял всех нас во все время нашего путешествия и редкий день
прохаживал, чтоб мы над ним чего не предпринимали и, рассердив его до
бесконечности, паки{27} с ним не примирялись.
Впрочем, памятно мне и то, что никогда я столь много в ловлении рыбы
какулею не упражнялся, как во время сего похода. Везде, куда ни прихаживали
мы ночевать, находили мы либо речки, либо озера; и как какулей было у нас
множество, то и не упускали мы почти ни одного случая, чтоб сею ловлею не
повеселиться.