"Юнг Гарр Боло. Гвоздь и подкова " - читать интересную книгу автора

буркнул себе под нос, и уже громче, заканчивая передачу, - Да ладно, не
беспокойся ты, Батя! - резко выключил рацию. Плюхнулся животом в глину,
похожую на размятый пластилин, и застыл в раздумье на минуту. Яростно
почесал нос, извернувшись к колку, коротко и негромко свистнул.
Из кладбищенской рощицы позади, медленно и осторожно, выползли еще три
вооруженных "бомжа". Одного отягощал ПКМ и пара коробок с лентами. Другой
бережно волок между сгнивших крестов обшарпанный гранатомет. На спине
красовался огромный станковый рюкзак, с торчащими из-под клапана выстрелами
для гранатомета. Оба бродяги в таком же рванье, что и на Соловье, но на этом
сходство и заканчивалось. Пожилой пузатый пулеметчик одет в блеклый
армейский камуфляж. На жилистом молодом гранатометчике черный ватник и
дырявые джинсы с кроссовками. Если б не оружие, то, как пить дать - такие же
беспризорные "синяки", как и их командир. Даже рож толком не разглядеть под
маской из глины и копоти.
Классическая "чеченская" тройка, замаскированная под бродяг -
тактическая находка недавней компании.
А вот четвертый... Ну, никак он не вписывался в закономерности, этот
четвертый. Как-то особо он выглядел, не так. Одет и обут как забытый осенью
на картошке интеллигент, в полуспортивное, дешевое, китайское. Лишь на поясе
у него нелепо болталась кобура с пистолетом. Мощная "гюрза" в затертой коже
на ремне - вот и все, что отличало парня от классического типажа ранней
перестройки. Даже классические "стекляшки" в роговой оправе (гордость и
ненависть любого "ботаника") - и те имелись. Очки сползли со взмокшего носа,
делая его похожим на карикатурного профессора. За плечами, как и у остальных
в этой четверке, большой станковый рюкзак буро-пятнистой окраски. Тяжело
набитый, если судить по потному, перекошенному лицу "интеллигента".
- Что, Сол, щупать будем?! - хитро спросил молоденький гранатометчик, с
прищуром вглядываясь в перспективу замусоренного переезда, - О, джипы,
классная мишень, двух точно успею завалить, пока нас с грязью мешать не
начнут.
Уверенностью в словах гранатометчика сквозил опыт, полученный в
реальных боях, а не глупая молодецкая удаль. Пэш, в миру - Павел Асташев,
молодой балбес и инженер-недоучка одновременно, воевал за повстанцев с
самого начала. И лучше всего у него получалось орудовать именно тяжелым
"эрпэгэ". Пэш один из немногих, кто не поддавался во время боя упоительному
азарту бойца, вооруженного мощной пушкой, не терял головы (в прямом и
переносном смыслах). Да и стрелял он, надо сказать, снайперски - с навеса
мог гранату на огромном расстоянии в цель положить. Из молодых оболтусов его
группы, радостно ринувшихся в битву с "америкосами", он остался единственным
в живых. И юношеская романтика сражений давно затоптана, загнана в потайные
уголки души жестокостью войны. Зрелище сгоревшего в боевой машине экипажа,
или попавшая в голову друга крупнокалиберная пуля - такое не забудешь
никогда. Как после уснуть, как совесть успокоить и смелости набраться,
скажите? Вот и появилась у Пэша странная смесь страха с безразличием, от
которой спасали только самогон и остатки юмора. Человек привыкает ко всему,
но Пэш к войне так и не привык.
Заметив мрачный взгляд командира, Пэш смущено поворочался в раскисшей
глине, в поисках места половчее. Но прицел на гранатомете расчехлять не
спешил - не выдать бы лежку случайным бликом. То, что Соловей совершенно
свободно таращился на вражеские позиции в "Беркут", его не волновало.