"Григорий Богослов. Слово 29: О богословии третье, о Боге Сыне первое " - читать интересную книгу автора

так и иное что-нибудь, если оно, хотя и различно по естеству, впрочем, носит
то же имя, и равно в нем участвует. Но там, подводя под одно наименование
два естества, не утверждаешь ты, наилучший, чтоб одно было лучше другого,
чтоб одно предшествовало, а другое в меньшей мере было тем, чем оно
называется. С ними не сопрягается ничего такого, что делало бы это
необходимым. Первый пес не больше, а второй не меньше первого есть пес, то
есть и морской пес - живущего на суше, и обратно, живущий на суше - морского
(да и почему, или на каком основании было бы это?); напротив, общее
наименование имеют предметы равночестные и различные. Но здесь, с понятием о
Боге сопрягая досточтимость и превосходство над всякой сущностью и естеством
(что принадлежит единому Богу и составляет как бы естество Божества), а
потом приписав это Отцу и отняв у Сына (через что ставишь Его ниже и
уделяешь Ему второстепенное чествование и поклонение), хотя на словах
придаешь Ему Богоподобие, на самом же деле отсекаешь у Него Божество, и от
соименности, заключающей в себе равенство, со злым умыслом переходишь к
соименности, которой связываются вещи неравные. А таким образом, по твоим
умозаключениям, человек на картине и человек живой ближе изображают
Божество, нежели представленные в пример псы. Или уступи Обоим как общение в
наименовании, таки равночестность естеств, хотя и признаешь их различными;
тогда уничтожатся у тебя псы, которых придумал ты в объяснение неравенства.
Да и что пользы в соименности, если разделяемые тобой не будут иметь
равночестности? Ибо не в доказательство равночестности, но в доказательство
неравночестности прибег ты к соименности и к псам. Можно ли больше этого
изобличить в себе и противоречие с самим собой и противление Божеству?
Если же к сказанному нами: Отец больше Сына, как Виновник, присовокупив
положение, но Виновник по естеству, выводят они заключение: Отец больше Сына
по естеству, то не знаю, самих ли себя больше обманывают они, или тех, к
кому обращают слово. Ибо не безусловно все то, что сказуется о чем-нибудь,
должно быть сказуемым и подлежащего ему, но надобно различать о чем
говорится, и что. Иначе, что препятствует и мне, сделав такое положение:
Отец больше по естеству, и потом присовокупив, а что по естеству, то не
всегда больше, и не всегда отец, вывести из этого заключение: большее не
всегда больше, или отец не всегда отец. А если угодно, буду рассуждать так:
Бог есть сущность, но сущность не всегда Бог, отсюда сам выведи заключение:
Бог не всегда Бог. Но думаю, что это - ложное умозаключение, на учебном
языке обыкновенно называемое от относительного к безусловному. Ибо когда
даем им понятие о большинстве виновника по естеству, они вводят понятие о
большинстве по естеству. Здесь то же, как если бы мы сказали: известный
человек мертв, а они сделали бы наведение просто: человек мертв.
Но как умолчать нам о том, что не меньше предыдущего стоит быть
упомянутым? Они говорят: Отец есть имя Божие по сущности или по действию; и
в обоих случаях хотят завязать нас. Если скажем, что имя Божие по сущности;
то с этим вместе допустим иносущее Сына; потому что сущность Божия одна, и
ее, как говорят они, предвосхитил уже Отец. А если - имя по действию, то
очевидно признаем Сына творением, а не рождением. Ибо где действующий, там
непременно и произведение. И может ли сотворенное быть тождественно с
Сотворившим? - скажут они с удивлением. - Весьма бы уважил и я сам ваше
разделение, если бы необходимо было принять одно из двух. Но справедливее
будет, избежав того и другого, сделать третье положение, а именно сказать
вам, премудрые, что Отец есть имя Божие, не по сущности и не по действию, но