"Владимир Богомолов. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. " - читать интересную книгу автора

особенно славный - младший.
- О-ля-ля! - восхищенно восклицаю я. - Это ваша жена?.. Бесподобно!
Поразительно! Она, случайно, не русская?.. Странно. Такие красивые женщины
бывают только в России!.. Она просто бесподобна!.. Если бы дома меня не
ждала жена и ребенок, я бы не смог... Я бы в нее влюбился и был бы не в
силах отдать вам фотографии. А это ваши дети?.. Малышка просто
очаровательна... А мальчик вылитый отец... Представляю, как они вас ждут!..
Пожалуйста...
...Он отвечает мне еле слышно, продолжая икать и всхлипывая, слезы
стоят у него в глазах. Я "фалую" его по-скорому, "фалую" из последних сил,
чтобы снять с него напряжение и страх и сделать более разговорчивым. И пусть
я пустышка и сопляк и в жизни еще не "фаловал" ни одну девушку или женщину,
по части пленных опыт у меня достаточный. Я говорю ему то, что в подобных
ситуациях говорил уже десяткам захваченных немцев, и пусть с произношением у
меня неважно, однако я вижу: он все понимает. За полтора года я более ста
немецких фраз выучил наизусть. Насчет жены и детей я, конечно, бью его ниже
пояса, но такие разговоры, по определению Елагина, придумавшего их,
"примитивны, но эффективны".
Возвратив ему фотографию, я выпрямляюсь и, снова ощущая острую боль в
позвоночнике, поворачиваюсь и приказываю Калиничеву, Лисенкову и Прищепе:
- Выйдите и ожидайте за дверью. Я позову.
Как только они выходят, я открываю молитвенник - это был католический
молитвенник, двуязычный, латинско-немецкий,- присаживаюсь перед ним на
корточки и, доверительно взяв его за руку, гляжу ему прямо в глаза и читаю
"Патер ностер", "Кредо", "Аве Мария", затем, понизив голос до полушепота,
продолжаю:
- Я должен кое-что вам сказать по секрету. Только это должно остаться
между нами. Обещаете?.. У меня бабушка чистокровная немка и к тому же
католичка. В Германии Гитлер преследовал католиков, а у нас в России их
жалеют. И вас могут пожалеть. Это зависит только от вас. Хочу вас по секрету
предупредить: с вами будут беседовать старшие офицеры,- вы должны быть с
ними полностью правдивы и откровенны! И тогда война для вас закончена, и
ничто вам не грозит. Все зависит только от вас. Говорите правду, и вы
вернетесь к семье, и все у вас будет хорошо! Пожалуйста, возьмите!
Я возвращаю ему молитвенник, часы, носовой платок и зажигалку.
Унтер-офицер, подняв голову, смотрит на меня полными страдания глазами, он
всхлипывает, икота у него продолжается, и слезы текут из глаз. Я похлопываю
его по плечу и успокаиваю:
- Не надо! Говорите правду, и у вас все будет хорошо. Слово офицера!
Препровождая немца в блиндаж командующего, ему завязали глаза. Хоть такое и
предписывалось инструкцией, но этого не всегда придерживались.
Как потом сообщил довольный Астапыч, немец оказался ценной штучкой, он
дал показания об укомплектованности и технических средствах его дивизии и о
моральном состоянии личного состава.

7. Утром на КП дивизии

- Товарищ генерал-полковник, четыреста двадцать пятая стрелковая
дивизия ведет боевые действия по расширению плацдарма на левом берегу реки
Одер. Обеспеченность боеприпасами по основным видам оружия от двух с