"Леонид Богданов. Телеграмма из Москвы (Сатирическая повесть по советской действительности) " - читать интересную книгу автора

знал, что, похлопывая по плечу, он одновременно мог обдумывать очередную
пакость, ему многое прощали за внешнюю человечность. Подколодный был другого
склада человек. Он никогда не улыбался, ходил мрачный и с вечно выпученными,
как у вареного рака, глазами. Казалось, что его постоянно накачивали
насосом, оттого и глаза у него были выпучены, оттого стоило ему только
раскрыть рот, как из него под давлением в несколько атмосфер вылетал крик и
только после того, как давление спадало, он был в силах закрыть рот свой.
Кроме всего этого у него было пагубное для людей пристрастие к
политическо-просветительной работе. Когда он обедал, жена его, перепуганная
насмерть женщина, обязана была читать ему вслух произведения классиков
марксизма или скучнейшие передовые из газет. В райкоме, в колхозах, где
только люди работали, он завел такой порядок, что один человек все время
должен был читать вслух партийные книги, а остальные слушать и прилежно
работать.
Когда чтец переставал монотонно гнусавить и захлопывал книгу, работа
кончалась, но не кончалось политическое просвещение. Вечером в клубах,
просто на дому у колхозников, пропагандисты опять разворачивали книги и
читали пономарским голосом: "Коммунистическая партия и советское
правительство, исходя из основных положений марксизма-ленинизма, считали и
считают тяжелую промышленность главной и основной отраслью социалистического
хозяйства. В своем гениальном труде "Империализм и империокритицизм" на
странице 26-й, четвертая строчка сверху, товарищ Ленин пишет..."
А в это время Подколодный крадущейся походкой обходил самые укромные и
тайные места и вылавливал спасающихся:
- Идите работать над собой, развивайте свои знания!..
И странное дело, никто в районе, даже сами пропагандисты, никогда не
могли повторить ни единого слова из прочитанного. Процент успеваемости
всегда и у всех равнялся нулю. После каждой проверки политических знаний,
Подколодный, накачанный до опасного предела результатами, приказывал еще и
еще удвоить и утроить учебу.
В Демьяновском районе не было влюбленных. Он был самый бедный, никогда
не вылезал из прорыва. На лицах людей была какая-то маска испуга и уныния,
напоминающая собой известную с недавних пор "хирошимскую маску". И чахла
трава на полях района и при осадках, и в засуху.

- Ты, Гриша, поосторожней. К границам Подколодного подъезжаем...
Дорожная тряска и опасность приближающейся границы подействовали на
Столбышева отрезвляюще. Вскоре машина тихо выехала из леса. Вдали показался
глубокий овраг, а за ним трогающая щемящей болью сердце грустная картина
выжженной земли.
- Вот она... Как бы в лихой час, того этого, на засаду не
напороться...
Шофер, зорко оглядываясь по сторонам, на малом газу повел машину,
избегая ехать по дороге, шедшей вдоль оврага. Они ехали прямо. пересекая
местность. Столбышев подготовился к отражению возможного нападения: из
полевой сумки он вытащил кучу приказов, решений и держал их наготове. Черная
галка с шумом вылетела из-за куста и, прокаркав, низко полетела вдоль
границы. Столбышев вздрогнул от неожиданности всем телом и перекрестил то
место на груди, где у него в кармане был партбилет.
- Отсюда до Крекинг-завода рукой подать. Лучше спешиться... --