"Леонид Богданов. Телеграмма из Москвы (Сатирическая повесть по советской действительности) " - читать интересную книгу автора

(работники МВД тоже ведь люди!)
- Ну, с Богом! - перекрестился дед Евсигней, и они из кустов вышли на
тропинку.
- Мистер!.. Пан!.. Америка!.. Уолл стрит!..
На этом запас иностранных слов Сечкина исчерпался и он продолжал
по-русски:
- Воевать надо. Атомную бомбу бросать надо...
- Но такую, чтобы только правительство, а не честных людей!.. --
вставил дед.
- Жизни нет. Понимаешь, нет жизни при этих паразитах!.. Спешите, а то
вам то же самое будет! В колхоз вас загонят. Капут будет...
Чизмэн посмотрел на них осоловелыми глазами и вдруг запел на ломаном
русском языке:
... Москва моя, страна моя, ты самая любимая...
- Тьфу ты, чорт! - выругался дед и потащил Сечкина за рукав: --
Пойдем, Мирон! Пойдем! Ты что, не видишь, что это свинья, а не американец?..
У, паразит грешный! Такому и атомную бомбу не жалко на голову бросить...

Вечером иностранцы прямо от стола пошли к машинам и уехали на станцию.
Провожало их меньше народа, чем встречало, потому что в это время начался
решительный штурм запертых дверей магазина. Но, когда двери, наконец,
раскрылись, орешане к своему удивлению увидели, что магазин пуст.
- И когда же они успели все унести?.. Не иначе, как тут по приказу
Столбышева сооружен подземный ход...
- Райка-полюбовница, небось, уж новые платья шьет!..
- Граждане! - оповестил Мамкин. - Становитесь в очередь. Приказано
отпустить по две пачки синьки для каждой кормящей матери!..
- Вот тебе и растущие потребности! - заметил кто-то из толпы.
И в это время послышались окрики конвоиров. То из тайги гнали
заключенных обратно в тюрьму.
А в далеком Нью Йорке огромные ротационные машины бездушно выбрасывали
газетные листы с корреспонденцией Чизмэна.

--------
ГЛАВА XV. ТРИ ДНЯ БЕЗ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Еще весной молодежь стала собираться на крутом склоне у реки, там, где
росли три нарядных березки. По вечерам оттуда доносились смех, треньканье
гитар, лихие переборы гармошки и громкие песни. Обычно уже к полуночи парни,
по привычке отцов, хватали девушек за что попало, девушки визжали, убегали,
но, по привычке матерей, возвращались обратно и льнули к парням. Потом опять
визжали.
К концу мая у трех березок опустело. Парни и девушки ходили уже
раздельными парами и каждая из них выбирала место поукромнее. В темном
благоухании ночи слышались вздохи и нежный шепот. Изредка из темноты
выплывала лирическая и грустная песня. Гитары приобрели задумчивый тембр.
Гармошки стали играть тягуче и с замиранием.
Через месяц, подойдя ночью к склону реки, можно было подумать, что
здесь собрались тысячи извозчиков и без слова "но!" погоняли лошадей нежным
причмокиванием: "М-чмок! Милая... чмок!.."