"Леонид Богданов. Без социалистического реализма (сборник юмористических рассказов) " - читать интересную книгу автора

Самцов и Базилевский опять обменялись фразами, полными сарказма, правда, на
этот раз уже не так громко. Но когда сам товарищ Попадеев начал вынимать из
машины обширную и тяжелую корзину, маленький и юркий Самцов не выдержал.
Оттолкнув стоявшего на пути Базилевского он бросился на берег. Глядя, как
Самцов, вытянув от натуги шею и склонившись влево, тащит корзину, высокий, с
львиной гордой головой Мещанский, презрительно улыбнулся:
- Позор! Ему больше нельзя подавать руки. Холуй!
- Он всегда был подхалимом, - рассеянно проговорил Базилевский и
двинулся навстречу жене директора, женщине пухлой и надменной.
Он любезно поцеловал ей ручку и сразу же подхватил складной стульчик,
который она несла.
В то время, когда Базилевский помогал супруге директора, выждав удобный
момент, Мещанский легкой походкой подошел к машине и перенял из рук
Попадеева щенка неопределенной породы. Щенок лизнул Мещанского в лицо, а
Мещанский ответил ему восторженным поцелуем:
- Прелестный песик! Это настоящая немецкая овчарка!..
- По-моему, дворняжка, - ответил директор, помогая выйти из машины
мальчику лет семи с парализованными ногами.
- Быть того не может, - продолжал восторгаться Мещанский. - Это
настоящая породистая собака. Вас обманули, дорогой Карп Карпыч ...
Последним на борт парохода взошел зафрахтованный баянист с поцарапанным
носом. Он по-деловому уселся рядом с бочкой и, звучно перебрав басы,
вздохнул:
- Так вот что, товарищи, смазать инструмент надо, хрипит ...
Собравшиеся вокруг музыканта заготсоломовцы благоразумно прогуливались
с носа на корму, и в общем движении никто не заметил или, вернее, постарался
не заметить, кто и что дал для смазки инструмента.
Потом баянист, уронив голову на меха, заиграл вальс "Дунайские волны".
На носу закружились первые пары, капитан дернул за шнурок свистка, пароход
тронулся. Мещанский деловито стал вбивать деревянным молотком трубку помпы в
пивную бочку: прогулка началась.
Дальше все шло как по неписанному расписанию, как всегда бывало при
любых коллективных прогулках.
Первую кружку пенного пива поднесли Попадееву, и все усердно спели "пей
до дна!". Вторую кружку получила супруга директора, и опять хор служебных
голосов огласил окрестности не особенно стройным, но очень трогательным "пей
до дна!". Затем пиво стало выдаваться всем подряд: женщины пригубливали,
деланно морщились; мужчины отходили с кружками в сторонку и, прикрывая один
другого, с тихим русалочьим смехом доливали в общественное пиво собственную
водку.
Макар Петрович Телятников тоже получил свою кружку, прошел на корму и
одиноко уселся на скамеечке, задумчиво глядя на воду. Никто о нем не
вспоминал, никто его не тревожил. О нем все забыли, словно и не было на
свете такого тихого и скромного человека - Телятникова.
Тем временем, на носу судна, под звуки баяна, отдыхающие развлекались,
разбившись на две основные группы.
В центре первой находился товарищ Попадеев. Порядком повеселевший, он
рассказывал какой-то совершенно несмешной анекдот, которому не было видно
конца. Все окружение терпеливо слушало, и когда рассказчик вдруг в самом
неожиданном месте разражался смехом, окружение хохотало тоже, а Мещанский