"Евгений Богданов. Берег розовой чайки (Роман в трех книгах, цикл: Поморы: кн.2)" - читать интересную книгу автора

В конце марта зверобои вернулись домой с ледокольного и прибрежного
промыслов и стали готовиться к весенне-летней путине. Родиона, как и
прежде, зачислили в команду судна, где капитаном шел Дорофей Киндяков, а
мотористом Офоня Патокин.
Августа по-прежнему работала в клубе. В последнее время у нее прибавилось
домашних забот. Сын требовал внимания. И хотя шел ему третий год и он уже
вполне уверенно бегал по избе, а с наступлением тепла и на улице,
присматривать за ним все же надо было неотступно.
Снова пришло время собирать мужа в плавание. Августа стирала, штопала и
гладила белье и одежду, досадуя, что Родион опять надолго исчезнет из села.
Почти за четыре года замужества она видела возле себя Родиона в общей
сложности не больше двух лет. Такова участь поморки: встретив мужа, готовь
его снова в путь; проводив, жди в томлении и тревоге, а потом опять
встречай. С зимней зверобойки на вёшно, на летний лов в море, осенью - на
Канин за навагой. И как заслепит глаза февральское низкое солнышко - опять
готовь Родиону мешок - во льды идет, тюленя бить. Постоянные разлуки вошли
в привычку. Не только у Августы муж месяцами в море, а и у всех женщин
плавают бог весть где - на Мурмане, у Канина, в Мезенской да Двинской
губах. А иной раз забросит их промысловая судьба на Кепинские или Варшские
озера.
Межсезонье - время между окончанием зверобойного промысла и началом
рыболовецкого самое веселое и радостное в Поморье. Апрель и почти весь май
мужчины дома, в семьях.
Вернувшись под родные тесовые крыши, мужики предавались вполне
заслуженному отдыху: первую неделю гуляли, ходили друг к другу в гости,
укрепляя родственные связи и знакомства, а потом их охватывала неуемная и
кипучая хозяйственная деятельность. Целыми днями стучали на поветях
топорами, ремонтировали старые лодки, тесали кокоры для новых карбасов,
гнули шпангоуты, выстругивали весла из крепкой мелкослойной ели, чинили
невода, мережи, поправляли крылечки у изб, шили бахилы. Почти два месяца
проходили в неустанных домашних трудах, и жены не могли нарадоваться на
мужей - такие они деловитые, умелые да тороватые, такие домоседы, да как
они ласковы да чадолюбивы!
По улицам уверенно и степенно, зная себе цену, шагали потомственные
зверобои, бочешники, кормщики, капитаны, мотористы, бригадиры, рыбмастера,
звеньевые. Стайками собирались подростки - сегодняшние зуйки, завтрашние
рыбаки. Ходили мужчины от соседа к соседу по делу, а то и просто так -
посидеть, потолковать. Вечерами тянулись в клуб, в кино.
Сухопутной "кают-компанией" служило рыбкооповское крыльцо с добела
выскобленными уборщицей ступенями. Еще до того как продавщица забрякает
замком у двери, тут занимали свои места и старики, и те, кто помоложе,
кому не сидится в избе. Вьется махорочный дым, нижется, словно узелок на
узелок в ячеях сетки, неторопливая и обстоятельная беседа. Весеннее
солнышко, пробив тучи, заливает крылечко веселым светом. Однако было
студено: старики сидели в ватниках, валенках и ушанках. Ветер холоден и
резок. Конец мая, а в проулках еще лежал снег. Весна в Унде неласкова,
словно мачеха, да привыкли к ней. И такая хороша, потому что - весна!

За избами на окраине села пекарня дымит день-деньской единственной