"Евгений Богданов. Чайный клипер (Повесть)" - читать интересную книгу автора

Ты ведь и тут любовь крутишь. Возьмут да и отхватят вместе с ухом...
- Ну, оне не ведают, откуда серьга. Я им не проговорюсь, - улыбнулся
Акиндин впервые за все утро.

4

Своими рассказами о морских странствиях и необыкновенных кораблях вроде
чайных клиперов Акиндин пробудил в душе Егора Пустошного стремление
познать непознанное, заронил искру любви к морю.
А оно было недалеко. От мыса Пур-Наволок, на котором выстроился
Архангельск с его старинными гостиными дворами и таможней, с пристанями,
деревянными домишками обывателей и хоромами купцов и губернских
чиновников, с церквями и Троицким кафедральным собором, до взморья было не
больше пятидесяти верст.
Когда в парусной Егора особенно не удерживали, он с дружками-приятелями
проводил время на берегу, ездил на лодке на острова, которых в Двинском
устье было не счесть. Там удили рыбу, разжигали костры, когда было тепло -
купались. К архангельским причалам и обратно от них сразу после ледохода и
до глубокой осени, до ледостава, шли поморские шнеки, кочи, раньшины,
шнявы1, купеческие и иноземные шхуны, бриги. Из рыбацких сел -с Зимнего и
Летнего берегов приходили с грузом рыбы и морского зверя парусные морские
карбаса и бота. Все эти суда и суденышки Егор до поры до времени принимал,
как само собой разумеющееся: идут себе и идут, каждое со своей командой,
со своим грузом. Освободят трюмы у пристаней, погрузятся и опять уплывают
к дальним берегам. Корабли на двинском фарватере были для соломбальских
парней столь же привычны, как, скажем, возы с кладью на большой дороге или
чайки над пенной волной.
Но, повзрослев, Егор начал к ним присматриваться. Он научился отличать
шнеку от бота и карбаса, бриг от шхуны - по длине и форме корпуса, носа и
кормы, по количеству мачт и парусам. Он уже знал, что паруса бывают
прямыми и косыми, - все эти фоки, гроты, марсели, брамсели, крюйсели,
кливера, стаксели; что впереди на корабле стоит фок-мачта, за ней - грот и
бизань-мачты. На четырехмачтовиках, приходивших из дальних портов, две
средние мачты называются грот-мачтами - передней и задней. Работа в
парусной и беседы с Акиндином помогли Егору усвоить все это и знать
назубок. Он сшил своими руками не один парус и мог работать вполне
самостоятельно.
Однако теперь этого ему уже казалось мало. Чайный клипер все был у него
перед глазами, стройный, белопарусный, он летел по океану как на крыльях,
чуть кренясь при свежем ветре, и резал морские волны острым форштевнем.
В мастерской стало скучно: все одно и то же, все горбились над полотнами,
терпеливо выкраивая, сшивая и оканачивая их. Работа была кропотливой,
утомительной.
Егора звал морской простор. Как ему хотелось поплавать на корабле, узнать
вкус соленой воды, ощутить грудью упругие ветра всех направлений и широт,
с быстротой бывалого моряка взлететь по вантам на реи и, повинуясь
команде, брать или отдавать рифы1.
Но как скажешь об этом Зосиме Иринеевичу, который уже видит Егора будущим
владельцем маленькой парусной, продолжателем семейного ремесла? Дед с
каждым годом все стареет и собирается уйти на покой, передав дело в