"Жан Бодрийяр. Пароли. От фрагмента к фрагменту" - читать интересную книгу автора

функцию "устройств", обеспечивающих данное продвижение, выполняют и слова,
взятые в их самодостаточности и способные генерировать и регенерировать
идеи. И тогда идеи смешиваются, накладываются друг на друга, но смешиваются
и накладываются как раз на уровне слова, которое выступает в роли
оператора - конечно, не технического - в процессе катализа, производимого
языком как таковым. А это не может не делать язык фактором по меньшей мере
столь же значимым, что и фактор идей.
Стало быть, именно потому, что слова [mots] выходят за свои пределы
[passent], пересекают последнюю для них черту [trepassent], претерпевают
метаморфозы, становятся проводниками [passeurs], ведущими идеи ранее не
известными, вдруг открывшимися тропами, - именно поэтому слово [expression]
"пароли [mots de passe[4] ]", как мне кажется, дает возможность снова прийти
к вещам, позволяя увидеть каждую из них одновременно и в ее оформленности, и
во всей полноте ее неопределенности.[5]

1

Предмет

Пожалуй, первым настоящим "паролем" для меня стал предмет [objet]. Я
обратился к предметности потому, что изначально испытывал
неудовлетворенность подходом, основанным на проблематике субъекта. Парадигма
предмета была воспринята мной как альтернативная, и это определило
направленность моих последующих размышлений. К тому же в дело вмешались и
сами вещи: в 60-е годы, когда на смену обществу производства пришло общество
потребления, феномен предметности не мог не привлекать к себе внимания. Я,
однако, заинтересовался не столько фабрикуемой вещью как таковой, сколько
тем обстоятельством, что предметы разговаривают друг с другом, используя при
этом выработанную ими систему знаков и руководствуясь особыми правилами
синтаксиса. И здесь обнаружилось самое главное - феномен предметов отсылает
к миру, гораздо менее реальному, чем следовало бы ожидать от универсума,
детерминированного видимым всемогуществом процессов потребления и извлечения
выгоды. Погружаясь в этот мир знаков, выступающий для них пространством игры
и обмена сообщениями, предметы, как выяснилось, очень быстро избавляются от
своей потребительной стоимости.
Данная семиологическая формализация действительности была осуществлена
мной, надо думать, под влиянием сартровского романа "Тошнота" и благодаря
личному опыту контакта с поразительными предметами, которые неотступно,
навязчиво преследуют тебя в качестве неких вредоносных субстанций... Я
почувствовал, что предмет, по сути, наделен страстью, или он, по крайней
мере, может иметь собственную жизнь и выходить из состояния пассивности
используемой вещи, обретая своеобразную автономию и, не исключено,
способность мстить убежденному в своем всесилии субъекту за попытку его
порабощения. Мир предметов всегда рассматривался как инертная и немая
вселенная, которая находится в нашем распоряжении, поскольку мы ее
производим. Но я понял: предметам есть что нам сказать, и они говорят это,
покидая сферу их использования. Они умеют ускользать в царство знака, где
все происходит иначе, чем в универсуме потребления, ибо знак есть постоянное
стирание вещи. Предмет, следовательно, указывает на реальный мир, но также и
на его отсутствие - и в первую очередь на отсутствие субъекта.