"Антоний Блум (Митрополит Сурожский). Без записок" - читать интересную книгу автора

лошадях до Эрзерума), где и познакомилась с моим отцом, который был
драгоманом, то есть, говоря по-русски, переводчиком в посольстве. Потом дед
кончил срок своей службы, и, как я сказал, они уехали в Швейцарию - моя мать
уже была замужем за моим отцом. А потом была война, и на войне погиб первый
бабушкин сын; потом, в 1915 году, умер Саша, композитор; к тому времени мы
сами - мои родители и я, с бабушкой же, - попали в Персию (отец был назначен
туда). Бабушка всегда была на буксире, она пассивная была, очень пассивная.

- А мать была, видимо, наоборот, очень интенсивная?

- Она интенсивная не была, она была энергичная, мужественная. Например,
она ездила с отцом по всем горам, ездила верхом хорошо, играла в теннис,
охотилась на кабана и на тигра - все это она могла делать. Другое дело, что
она совсем не была подготовлена к эмигрантской жизни, но она знала
французский, знала русский, знала немецкий, знала английский, и это,
конечно, ее спасло, потому что, когда мы приехали на Запад, время было
плохое, был 1921 год и была безработица, но тем не менее со знанием языка
можно было что-то получить; потом она научилась стучать на машинке,
научилась стенографии и работала уже всю жизнь.
Как отцовские предки попали в Россию, мне неясно; я знаю, что они в
петровское время из Северной Шотландии попали в Россию, там и осели. Мой дед
со стороны отца еще переписывался с двоюродной сестрой, жившей на
северо-западе Уэстерн-Хайлендс; она была уже старушка, жила одна, в
совершенном одиночестве, далеко от всего и, по-видимому, была мужественная
старушка. Единственный анекдот, который я о ней знаю, это из письма, где она
рассказывала деду, что ночью услышала, как кто-то лезет вверх по стене; она
посмотрела и увидела, что на второй этаж подымается по водосточной трубе
вор, взяла топор, подождала, чтобы он взялся за подоконник, отрубила ему
руки, закрыла окно и легла спать. И все это она таким естественным тоном
описывала - мол, вот какие бывают неприятности; когда живешь одна. Больше
всего меня поразило, что она могла закрыть окно и лечь спать; остальное -
его дело.
Жили они в Москве, дедушка был врачом, а отец учился дома с двумя
братьями и сестрой; причем дед требовал, чтобы они полдня говорили
по-русски, потому что естественно - местное наречие; а другие полдня - один
день по-латыни, другой день по-гречески сверх русского и одного иностранного
языка, который надо было учить для аттестата зрелости, - это дома. Ну а
потом он поступил на математический, кончил и оттуда - в школу министерства
иностранных дел, дипломатическую школу, где проходили восточные языки и то,
что нужно было для дипломатической службы.
Отец рано начал ездить на Восток; еще семнадцати-восемнадцатилетним
юношей он ездил на Восток летом, во время каникул, верхом один через всю
Россию, Турцию - это считалось полезным. Про его братьев я ничего не знаю,
они оба умерли; один был расстрелян, другой умер, кажется, от аппендицита. А
сестра была замужем в Москве за одним из ранних большевиков; но я не знаю,
что с ней сталось, и не могу вспомнить фамилию; долго помнил, а теперь не
могу вспомнить. Вдруг бы оказалось, что кто-то еще существует: со стороны
отца у меня ведь никого нет...
Моя бабушка с папиной стороны была моей крестной; на крестинах не
присутствовала, только "числилась" - вообще это, думаю, не особенно всерьез