"Эми Блум. Ручей в серебряном кувшине " - читать интересную книгу автора

вечеру, только без Розы. И добавила, упреждая самый страшный из моих
страхов:
- С тобой этого не случится, не бойся. Одним людям суждено сойти с
ума, другим нет. Тебе это не грозит. - Она усмехнулась, провела рукой по
моим волосам: - Даже если очень захочешь.
В клиниках, больших и поменьше, Роза провела следующие десять лет. Ее
лечила уйма жутких психотерапевтов, но попадались и неплохие. В одной
клинике не оказалось ни окон, ни картин на стенах, а пациенты шаркали в
одинаковых шлепанцах с больничным клеймом. Мама даже не стала заходить в
приемный покой. Она развернула Розу, и они решительно направились к выходу,
а отец, извиняясь перед коллегами, побрел следом. Психиатров, социальных
работников и медсестер мама игнорировала, а для пациентов играла Генделя и
Бесси Смит - на чем придется. В одних клиниках стоял настоящий "Стейнвей"
-- подарок от благодарных или обнадеженных родственников; в других ей
случалось дубасить "Дай-ка воблу да кружку пива" на стареньком исцарапанном
пианино, которое не настраивалось лет сто, потому что в клинике давным-давно
забыли, для чего предназначены музыкальные инструменты. Отец разговаривал с
администраторами и заведующими серьезно-уважительно, а с лечащими врачами
даже пытался приятельствовать. Зато семейных психотерапевтов все мы дружно
ненавидели.
Худший из всех, кто выпал на нашу долю за эти годы, восседал в кабинете
с бледно-зелеными стенами. Цепким глазом он оценил мамину неземную красоту,
выцветшую футболку и узенькие девчачьи джинсы, папин мятый пиджак и грязный,
с потеками галстук, а также весь мой вызывающий семнадцатилетний облик. Роза
в тот год была как никогда далека от моды: в штанах самого-рассамого
большого размера и в широченном "бальном" платье. Она походила на плюшевого
медведя. Мы молча сидели, а доктор Уокер просматривал историю болезни. Когда
же Роза начала, призывно подвывая, мять свои груди, он взглянул на нас с
нескрываемой тревогой. Мы с мамой засмеялись. Даже отец улыбнулся. Этим
приемчиком Роза часто начинала знакомство с новыми врачами.
- Почему, интересно, все семейство так радуется непристойному
поведению Розы? - произнес доктор Уокер.
Роза громко рыгнула, мы снова рассмеялись. Это был наш седьмой семейный
психотерапевт: никто из них долго не продержался. К несчастью, доктор Уокер
явно вознамерился поучить нас уму-разуму.
- Ну, а ты, Вайолет, что думаешь о Розином поведении?
Это они любили. Должно быть, в пособии говорилось: если родители не
слишком контактны, попробуйте побеседовать с сестрой.
- Не знаю. Может, она хочет, чтобы вы перестали говорить о ней так,
будто ее тут вовсе нет?
- Неплохо сказано, - заметила мама. Отец кивнул:
- В самом деле.
- Ж..., а смекает, - добавила Роза.
- Что же, семья, я вижу, единодушна, - произнес доктор Уокер с
деланным пониманием и приязнью.
- Эй, хорек востроносый, что за чушь ты мелешь? - Разозлившись, Роза
соображала куда лучше обычного. Доктор и вправду напоминал белобрысого
хорька. Мы засмеялись. Не удержался даже отец, который всегда старался - из
чувства цехового братства - не вмешиваться в работу коллег.
На пятнадцатой минуте доктор Уокер счел аудиенцию оконченной и вышел.