"Валерий Большаков. Другие правила " - читать интересную книгу автора

долины с отелями и виллами вразброс, крохотные поселочки и фермы, бархатные
кольца насаженных лесов и черные квадраты челночных пастбищ.
Глеб загадал, что все будет хорошо, если он еще раз увидит море. Крылья
машины замерли. Несомый теплыми воздушными течениями птерокар с шелестом
описал круг, и вдали, морща соленую влагу, перебирая сизый глянец, поднялась
волнистая поверхность, подмигнула высверком: "Все путем, командир!"


Глава 2
ЕВРАЗИЯ, НОВГОРОД

Прибыв в столицу, Жилин не стал связываться с вертолетами, птерами и
прочими летательными аппаратами, а дошагал до станции старого доброго метро
и спустился на старый добрый перрон.
Если подумать, он никогда и не был особенно падок до всего нового и
прогрессивного и птерокаром пользовался лишь по тревоге или по нужде. Ну, не
приохотился он ко всем этим винтам и крыльям, что ж тут делать! И высоты не
любит. Терпит только. К тому же, когда болтаешься в воздухе, все твое
внимание уделено машине. В небе ты - пилот, и это мешает думать. А вот
думать Глеб Жилин как раз-то и любит - соображать, размышлять любит, просто
фантазировать, и чтобы ничего не отвлекало, не дергало, не требовало
участия. А придет тебе в голову рефлексия, когда ты под облаками выкрутасы
всякие выделываешь, фигуры высшего пилотажа крутишь? То-то и оно. Не-ет,
лучше уж он по старинке дотрюхает, пусть даже лишних минут десять уйдет...
Жилина мягко толкнуло воздухом, теплым и словно наэлектризованным.
Возник и заскользил по стене белый набегающий свет. В нарастании свистящего
гула и огней из полукружия туннеля вылетела стеклянная сигара головного
вагона, замельтешили в окнах лица, прически, шляпы, яркие пятна одежд - и
упруго задренчали тормоза.
Из-за разъехавшихся створок донесся ясный голос:
- Станция "Розважа". Пересадка на Неревско-Славенскую линию.
Человечий прилив хлынул на платформу, закружил между круглых пилонов,
выложенных яшмой, загомонил, затопал и растекся по переходам, унесся на
эскалаторах - вверх, вниз, в стороны...
Жилин вошел в хвостовой вагон и присел на узкий диванчик, изогнутый
подковой вместе с закругленной задней стенкой.
- Осторожно, - бархатисто молвил автомашинист, - двери закрываются.
Следующая станция - "Чудинцева".
Створки с шелестом сошлись, моторы застонали, все выше и выше поднимая
вой. За окном проплыли выпуклые, горящей медью выложенные буквы -
Р-О-З-В-А-Ж-А. Еще одно название станции проступило расплывчатой скорописью,
а последнее и вовсе промелькнуло, сливаясь в золотую тень. Чернота туннеля
заглотила поезд, как блесну, мягко закачала его, замигала яркими огоньками,
погнала бледные отсветы по гладкой полосе монорельса. Как гнала их и 10, и
20, и 30 лет назад. Вот за это Глеб и любил Новгород - за некую продленность
былого. За ностальгическую провинциальность. Москва, увы, подрастеряла эту
цельность и связность времен. Вознесясь в "центровые", златоглавая отъелась,
приобрела блеск и царственность... вот только звон колоколов все чаще
терялся среди пышных архитектурных форм, тихо гас в бесконечных кварталах.
Прогресс, что ж делать... Лет пять назад Глеб подумывал переехать в Новгород