"Олег Блоцкий. Пайса (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

- Сволочь он. Я бы на его месте себе вены перегрыз, - уверенно сказал
солдат, выворачивая руль и объезжая выбоину на дороге.
- Кто знает, кто знает? - задумался Зинченко. - Сначала попади на его
место, а потом говори.
Солдат ошарашенно воззрился на прапорщика и долго собирался с мыслями.
- Сволочь он, - наконец сказал Зеленов и плюнул смачно за окно, ставя
тем самым точку в этом разговоре.
Зинченко ничего не ответил. Он удобнее устроился на сиденье и прикрыл
глаза.

...Новенький чемодан был давно упакован и перетянут ремнями. Магнитофон
уложен в крепкий, специально для этого сшитый бойцами брезентовый чехол.
Подарки жене и ребятишкам куплены.
Мысли о доме заставляли сердце прапорщика учащенно биться.
Последние месяцы Зинченко по ночам долго не мог уснуть. Беспокойно
крутился на солдатской койке, ему было жарко. Визжали пружины. Зинченко
тянулся к пачке сигарет. Огонек, переливаясь, рдел в темноте, невидимый
пепел летел на простынь. Перед глазами стояли как наяву жена и дети. Мысли
разрывали голову на части. Семья - вот что было самым дорогим в жизни
старшего прапорщика Зинченко. О родителях думал он значительно реже, все
больше, а вернее почти постоянно, думал о жене и детях.
Жену Зинченко жалел до слез. Как там она, бедная, с двумя управляется?
Да работа еще!
Сейчас, покачиваясь в машине, решил для себя Зинченко твердо.
Перво-наперво после возвращения, через пару месяцев, отправит он жену на
курорт. Купит ей хорошую путевку и силой отправит, если будет возражать.
Хватит, намаялась, пусть отдохнет. Два пацана - это не шутка! За такими
разбойниками нужен глаз да глаз.
Сыновья! Как там они?
Зинченко стало не по себе, грудь сдавило, и он закурил.
Оба - вылитые он. Жена расстраивалась: "Если Бог дочку не дал, то хоть
бы что-нибудь от меня было!" Зинченко смеялся и успокаивал: "Зато сразу
видно - моя порода. Никто не скажет, что от соседа".
По утрам в воскресенье, когда Зинченко с женой еще спали, к ним в
постель, пыхтя, карабкались малыши. Сопели, возились, как котята, ползали по
отцу - старались побыстрее разбудить. Жена прикрикивала на сыновей и уходила
готовить завтрак. Зинченко барахтался с пацанами, которые тоненько, радостно
визжали: "Папа! Мы тебя заборали. Так нечестно. Так бораться нельзя".
Приходила жена и со словами: "Ну, они-то ясно - дети малые, а ты - лоб
здоровенный, да бестолковый!" - сгоняла их, взлохмаченных и раскрасневшихся,
с кровати.
Завтракали на чистенькой аккуратной кухоньке. По стенам цветы -
увлечение жены - и легкие ажурные полки, сделанные Зинченко для баночек с
приправами.
Мальчишки нехотя ковырялись в тарелках и следили друг за другом. Потом
одновременно объявляли забастовку и отодвигали тарелки. Жена сердилась,
Зинченко - уговаривал. Пацаны ерепенились. Отцу это надоело, и он
прикрикивал. Надув губы, дети начинали молотить ложками. Тарелки моментально
пустели.
Но особое, пронзительное, щемящее отцовское чувство возникало у