"Георгий Петрович Блок. Московляне (Исторический роман) " - читать интересную книгу автора

образование латинскими феодалами Иерусалимского королевства.
Владимир Всеволодович, шурин германского императора, двоюродный брат
французского короля, тесть притязавшего на византийский престол греческого
царевича, тесть венгерского короля и сват короля шведского, был
превосходно осведомлен обо всем происходившем в Западной Европе. Тамошние
дела были для него свои дела. Рассказы русских путешественников, успевших
побывать в только что освобожденном Иерусалиме (а в их числе была и родная
сестра Мономаха), отравляли душу тяжелыми предчувствиями.
Предчувствия не обманули.
Пути мировой торговли пролегли по-новому: передвинулись на запад. Чем
раньше были Нева, Волхов, Ловать и Днепр, тем стали теперь Рейн и
Средиземное море, утраченное немощной Византией и очищенное от разбитых
крестоносцами сарацинов. Чем прежде был Киев, тем делалась ныне богатевшая
не по дням, а по часам Венеция.
Днепр не обмелеет. Киевские горы не осыпляются. Зеленые дубравы не
иссохнут. Не переведутся люди. Но старейшинство Киева падет и не
восстанет. "Не воскреснет!" Мономах дернул тонкой бровью, вспомнив
послеобеденный дурной сон.
"Пусть так, - размышлял он, - но как же все-таки взбрело на ум, как
поворотился язык назвать сердцем Русской земли эту вятическую глушь? Уж
если Киеву скудеть, так постоят же за целость и честь великого отечества
другие древние, славные и сильные еще города: Смоленск, Новгород..."


VI

Тем временем княжеская запыленная дружина уж втянулась в вечереющее
село. Владимир рассеянно смотрел по сторонам.
Румяные под закатным лучом срубы мало отличались от тех, к каким
привык его глаз под Новгородом и под Смоленском, какие видел три дня назад
под Суздалем.
Те же высокие шатры взъерошенных соломенных кровель, те же черные
языки печной копоти над низенькими дверками и над крохотными оконцами. Так
же порасщелились на солнце да на ветру рубленные в угол сосновые венцы. А
из пазов между ними такими же белыми космами свисает болотный мох.
Женщины сошлись у колодца с такими же, как там, коромыслами и
примолкли, заглядевшись на проезжих. Знакомым движением руки заслонили
глаза от низкого солнца. Заметалась промеж конских ног бестолковая курица,
и на шершавую еловую жердину забора с подтеками побелевшей смолы тяжело
вспорхнул расписной петух. А над его кровяным гребнем ветка калины вынесла
из огорода сливочные шапки горьких своих цветов.
В голове у Мономаха торопливые мысли набегали одна на другую, как
мелкие волны.
Давеча, беседуя с Кучком о темноте вятичей, он думал о том, что и в
Залесье свет брезжит только в городах, а по селам тьма далеко не всюду еще
рассеяна. Да и в самом Ростове давно ли удалось наконец свалить в озеро
последнего каменного истукана!
Наведываясь в Залесье, Мономах в каждый приезд что-то начинал, что-то
кончал. Таков ли до него был Суздаль? Вырос невесть когда из болотной
топи, слепился, как толковали, из сиротинских селищ, а ныне чем не город?