"Джеймс Блиш. Аргументы совести." - читать интересную книгу автора

хотелось знать членов этого семейства имена которых заменены на условные
латинские или быть исповедником у кого-нибудь из них. Вот, снова:
"Фортисса, тем не менее, вдохновленная объединившимися Грегориусом, Лео,
Вителиусом и Макдугалиусом предостеречь Аниту описанием сильного телесного
наказания Гонуфриуса и безнравственности (turpissimas*) (* turpissimas -
постыдность, позорность (лат.)) Каникулы, покойной жены Мауритиуса с
Суллой, торговцем церковными должностями, который отрекается и
раскаивается."
Да, все сходится, если воспринимать это не возмущаясь действиями
персонажей - а все здесь указывает на то, что они вымышлены, - или
автором, который несмотря на свой мощный интеллект - интеллект возможно
величайшего из писателей предыдущего столетия, заслуживает сочувствия, как
самая жалкая жертва Сатаны. Если воспринимать повествование именно как
серые сумерки сознания, то весь роман, учитывая даже включенные в текст
назойливые комментарии, можно оценивать под одним углом.
- Готово, Отец?
- Пахнет так, как-будто готово. Агронский, почему ты не ешь?
- Спасибо. Можно отнести Кливеру -
- Нет, он принимает фруктозу. Сейчас, пока впечатление, что он наконец
понял проблему снова не рассеялось, он мог сформулировать основной вопрос,
тот тупик, который столько лет глубоко тревожил как его Орден, так и всю
Церковь. Он тщательно формулировал его. Вопрос звучал так:
- Было ли у него превосходство и должна ли была она подчиниться? К его
изумлению, он впервые увидел, что несмотря на потерю запятой,
сформулировал два вопроса. Было ли у Гонуфриуса превосходство? Да, потому
что Мишель, единственный, кто из всего общества был изначально одарен
силой красоты, был абсолютно скомпрометирован. Следовательно, никто не мог
лишить Гонуфриуса его преимуществ независимо от того, можно ли было
спросить с него за все грехи или они действительно были лишь слухами. Но
должна ли была Анита подчиниться? Нет, не должна была. Мишель утратил на
нее все права и она могла не идти за наставником или еще за кем-нибудь, а
следовать лишь своей совести - а в свете мрачных обвинений против
Гонуфруса она могла лишь отвергнуть его. Что же касается раскаяния Суллы и
преображения Фелиции, то они ничего не значили, так как отступничество
Мишеля лишило их обоих и всех остальных духовного поводыря.
Следовательно, ответ всегда лежал на поверхности. Да и Нет - вот из чего
состоял ответ.
Он закрыл книгу и посмотрел на верстак, находясь в том же состоянии
безразличия к окружающему миру, но ощущая как где-то глубоко внутри него
возникает легкое приятное возбуждение. Когда он посмотрел в окно на
моросящую темноту, то в желтом конусе дождя отбрасываемом светом
проникающим через прозрачное стекло увидел знакомую фигуру.
Это был уходящий прочь от дома Чтекса. Вдруг Руиз-Санчес понял, что никто
не потрудился стереть с доски для объявлений надпись о болезни. Если
Чтекса приходил сюда по делу, надпись наверняка отпугнуло его. Священник
наклонился вперед, схватил пустую коробку от слайдов и слегка постучал ею
по оконному стеклу.
Чтекса повернулся и посмотрел через пелену дождя, его глаза были полностью
прикрыты пленкой. Руиз-Санчес кивнул ему и с трудом поднялся с табурета,
чтобы открыть дверь. Тем временем завтрак поджарился и начал подгорать.