"Николай Николаевич Блинов. Флаг на грот-мачте (Повесть) " - читать интересную книгу автора

газетой. Ему вдруг представилось на мгновение, что вчера - это тоже было
не взаправду. Когда он сидел на жесткой полке в пропахшем дегтем и
махоркой переполненном вагоне, стиснутый с двух сторон твердыми буграстыми
узлами, и держал на коленях мешочек, приготовленный ему воспитательницей
приюта Ирмой Васильевной, по прозвищу Вобла.
В вагоне было тесно и душно. За окном проплывала зеленая майская
Россия со свежими лугами, солнечными березовыми рощами, пыльными дорогами
и бородатыми мужиками в тряских телегах. На станции Исакогорка в вагон
ввалилась орава теток с мешками. Они подняли крик и гам, отвоевывая себе
место. За ними, осторожно перешагивая через вещи, густо наваленные на пол
вагона, пробирался широкоплечий человек в кавалерийской шинели. Длинные ее
полы цеплялись за сундуки. Он поднимал полы повыше и, переступая через
узлы и мешки, все смотрел по сторонам, разыскивая кого-то.
Взгляд военного скользнул по Никите не останавливаясь. Что-то такое
знакомое было в этом человеке, что Никита испугался.
- Папа, это ты? - спросил Никита тихо.
Человек в шинели перестал двигаться и замер, уставившись на Никиту.
- Это я, сынок. Я! - сказал он хриплым голосом и шагнул к нему в
тесный проход между полками...
И сейчас, осматривая солнечную незнакомую комнату, Никита еще раз
испугался: вдруг это все кончится и нужно будет удирать по шпалам от
облавы, в кровь разбивая ноги о куски паровозного шлака?
Посмотрев на кровать отца, заправленную с армейской строгостью,
Никита пощупал рукой жесткий ворс одеяла и решил, что нет, не сон. Он
застелил свою и, быстро расправившись с завтраком, выбежал из дома.
Улица с обеих сторон упиралась в небо. Как будто там край света. И
это тоже напоминало сон. По бокам улицы - дома с высоко расположенными
окнами. Перед ними деревянные мостки. Между домами и мостками мох и
болотная трава. Дома соединялись глухими заборами, ворота и калитки были
плотно закрыты. Никита потопал по мосткам поглядеть, что же там, на краю
земли.
Одна из калиток приоткрылась, выглянула голова с оттопыренными ушами
в гимназической фуражке с продавленным козырьком. Голова проводила Никиту
прищуренным взглядом и пропела вслед тоненьким голосом:
- Босичком и без шапочки, хи, хи. Ножки не промочи...
Никита оглянулся. Он заложил кольцом два пальца в рот, пронзительно,
по-босяцки, свистнул и топнул ногой. Голова дернулась назад так резко, что
гимназическая фуражка свалилась на землю и откатилась на полметра. Калитка
захлопнулась. Через секунду она чуть приоткрылась, высунулась рука,
торопливо нашарила фуражку, схватила ее и исчезла. Калитка снова
захлопнулась.
Доски были нагреты солнцем. Никита добежал по ним до конца улицы и
увидел реку. Она открылась перед ним во всю свою ширь. Ее поверхность
казалась выпуклой, за ней едва заметной узкой полосой проглядывал
противоположный берег. На середине реки стоял пароход. Он казался
игрушечным. Поближе к берегу ходко проплывали карбасы с однобокими
парусами. Над ними носились чайки, камнем падали в воду, стремительно
взмывали вверх и пронзительно кричали. Река пахла морем и дальними
странами.
От пологого берега в воду выдавался длинный причал на сваях, забитых