"Корейская гейша. История Екатерины Бэйли" - читать интересную книгу автора (Рассказова Алевтина)Глава 8Изо дня в день Ким ворчал, что все кругом знают о моих отношениях с Тимом и это плохо для его бизнеса. Почему-то раньше, когда мой бывший муж еще был в Корее, и я всем говорила, что замужем – это бизнесу не мешало. А вот теперь – мешает и все тут! Я попыталась объяснить ему, что самые хорошие наши клиенты – завсегдатаи – приходят не потому, что хотят за мной поухаживать, а ради обычного приятельского общения и им наплевать, есть у меня бойфренд или нет. Но у корейцев, увы, своя – непостижимая – логика (согласно ей мужчина в принципе не может дружить с женщиной, он всегда испытывает к ней вполне конкретный, мужской, интерес), и с ней не поспоришь. Со временем я даже снова стала соглашаться на обеды с клиентами (что, разумеется, вызывало раздражение Тима), лишь бы Ким перестал ворчать на меня. Но и это не слишком-то помогало, потому что каждый раз находился какой-нибудь новый повод для выяснения отношений: – И скажи своему Тиму, чтобы перестал цветы в бар таскать! Нечего всем вокруг видеть, что вы встречаетесь!… Совсем плохой бизнес из-за него стал! – бухтел он, видя у меня в руках очередной букет. Все эти «разборки» мне жутко надоедали, но изменить пока что я ничего не могла. В дополнение к прочим «радостям жизни», Ким сократил количество моих выходных с обещанных четырех в месяц до двух, да и то – каждый такой день нужно было буквально вымаливать у него. Не скажу, что работа у меня была сверхтяжелая, но иногда все-таки хотелось заняться чем-то еще, кроме нее – в тот же Осан, например, съездить с друзьями или в Сеул. Однако с подобным графиком об этом нечего было даже мечтать. Я активно возмущалась сложившейся ситуацией, но мой «хозяин» был непреклонен: – Я и так плачу тебе больше, чем кто-либо в тауне платит барменам, поэтому и выходных у тебя будет только два, и только тогда, когда я разрешу! – Но ты же мне обещал раз в неделю?! – Мало ли, что обещал! Ким упорно не хотел давать мне положенный выходной, видя, что клиенты уходят гораздо быстрее, когда меня нет, а завсегдатаи так и вовсе не появляются, потому что находятся в это самое время рядом со мной в каком-нибудь другом, более интересном месте. В итоге за прошедшие два месяца мне дали не восемь и даже не четыре, а всего-навсего три выходных. Тиму, естественно, все это тоже не нравилось, но он молчал, боясь, что вмешательством своим сделает мне только хуже. Со временем у меня появился еще один очень хороший друг, который гармонично вписался в нашу со Шпиком компанию. Звали его Тедом, и было ему двадцать три года. Он пробыл в Корее уже полтора года, и мы давно были знакомы. Но подружились – лишь после того, как он расстался со своей русской подругой, которая работала в клубе в Осане. – Она то соглашалась выйти за меня замуж, то вдруг передумывала, – жаловался он, рассказывая мне о Свете. – А пару раз я поймал ее на лжи в отношении денег, хотя и не придал в тот момент слишком большого значения этому… Скажи, а у вас и вправду сигареты стоят пять долларов? – Что за бред?! Доллар, ну полтора – не больше. – Правда?! – Клянусь! – А билет до Хабаровска, сколько стоит? – не унимался он. – Туда и обратно долларов четыреста. – А Света мне говорила, что только в один конец – восемьсот. – Сколько-сколько?! – не поверила я ушам. – И ты, как лопух, повелся? – Да нет, я сам потом посмотрел в Интернете, что за четыреста – пятьсот можно купить. А когда сказал ей об этом, она ответила, что это я неправильно ее понял. Из его рассказов я сделала вывод, что девочка Светочка не слабо так «раскрутила» Теда на бабки, пока он не очухался. Мне было его искренне жаль, так как парень он – действительно замечательный: добрый, щедрый, отзывчивый…, да и Светку любил очень сильно. Но, к сожалению, он слишком многое ей прощал, пока не понял, наконец, что она им просто и беззастенчиво пользуется. – …Кстати, я тебя на День Рождения свой приглашаю, – наконец «вынырнул» он из невеселых воспоминаний. – А когда он у тебя? А то в марте я домой уезжаю. – Двадцатого февраля. – Тогда – успеваю. Также он пригласил Шпика, Шона и прочих своих сослуживцев. К сожалению, Тим в этот вечер должен был стоять в карауле, так что я опять оставалась без кавалера. День Рождения Теда мы решили отмечать везде: в каждом баре тауна, на какие хватило бы наших сил. Начали, как всегда, с «Лос Лобоса». Выпили там по паре коктейлей и направились в «Парадайс». Ким как всегда был жутко недоволен, что мы не остались подольше, но мне, если честно, было уже все равно. За вечер нами было выпито ну о-о-очень уж много всего: пиво, водка, текила – лились буквально рекой! Так что проснулась я поздно, с жуткой головной болью и зверским «сушняком». Рядом тихонько сопел Тим, не ставший будить меня по приходу. Как и когда я вернулась домой – не помню. Совсем не помню. Постанывая от боли, я прошлепала в ванную и глянула на себя в зеркало. О, ужас! Помимо вполне ожидаемой безрадостной картинки, я обнаружила, что мое лицо украшает шикарный «фонарь», неизвестно как там оказавшийся. Я напрягла мозги, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но, увы, безрезультатно – какая-то часть нашего «веселья» оказалась начисто стертой из памяти. Шон был, пожалуй, единственным, кто смог бы помочь мне в восстановлении картины прошедшей ночи (в отличие от остальных, он пил очень мало), поэтому я послала ему СМСку: «Не подскажешь, откуда у меня взялся синяк?» Вместо ответной СМС раздался звонок: – Жива? – весело поинтересовался он неожиданно бодрым голосом. – Не очень, – пожаловалась я. – Так откуда у меня синяк, не знаешь? – Это вы с Тедом в «копейку» играли и стукнулись. «Копейкой» американцы называли игру на попадание монеткой в стакан. Тот, кто не попадал, должен был сделать глоток пива. – Слава Богу! А то я уж грешным делом подумала, что спьяну Киму морду набила. – Да нет, все нормально. Я и сам вчера крепко напился, но достаточно хорошо обо всем помню. Я поблагодарила его за ценную информацию и положила трубку. – С кем ты разговаривала? – подал голос Тим. – С Шоном. Не могла вспомнить, откуда у меня синяк. – Не нравится он мне, – хмуро заявил мой бойфренд. – Он к тебе явно неровно дышит. – И пусть себе дышит. Мне-то что? – Просто я переживаю… – Не надо переживать, – перебила я. – У нас с ним ничего нет, и не будет. Вечером в бар пришел Шпик: – Я этого засранца убью! – заявил он с порога. – Какого?! – в шоке переспросила я, не понимая, о ком идет речь. – Шона! – За что?! – Он знает, за что. Весь вечер, гад, крутился вокруг тебя, все пытался сам, лично, домой отвести! Заботливый он у нас, как же! – Так может он из хороших побуждений, откуда ты знаешь!? – Я его, конечно, пока мало знаю, так что точно ничего утверждать не могу, но мне эта идея совсем не показалась хорошей. Я ему так и сказал, что, мол, сам тебя отведу, куда надо, а он – ни в какую: «Сам отведу», и все тут! Пока не пригрозил, что шею намылю, – не отвязался. Так что увижу сегодня – убью! – Не надо никого убивать! Пусть живет себе. Может, у него и в мыслях не было ничего – Тоже мне – друг выискался! Знаю я таких «друзей»!…Ладно, если убивать нельзя, то покалечить хоть можно? – заискивающе попросил он. – Нет. – Что, даже руку нельзя сломать?! – шутливо возмутился Шпик. – Ладно, – сжалившись, великодушно разрешила я. – Руку – можно. Но только одну! Вскоре пришел и Шон, которого Шпик тут же, «ласково» так взяв под локоток, вывел на улицу. Долго они о чем-то там разговаривали, после чего, хохоча и дурачась, вернулись обратно и угостили друг друга выпивкой. – В который уж раз убеждаюсь, что все ирландцы – классные ребята! – с гордостью, широко улыбаясь, сообщил мне Шпик. – …У нас с ним, как оказалось, вообще много общего, – кивнул он в сторону Шона и воодушевленно принялся перечислять выявленные только что добродетели. Я не верила своим глазам и ушам: еще каких-то полчаса назад он буквально упрашивал меня разрешить «хотя бы покалечить засранца», а теперь руку ему пожимает, выпивкой угощает, да при этом расхваливает на все лады! – …А еще он пожарником раньше работал, – не унимался тем временем Шпик, продолжая петь дифирамбы. – Он вообще – славный малый! И умный. Но ты от него лучше подальше держись – ирландцы, они такие: раз прицепятся, всю жизнь потом мучиться будешь! На меня вон посмотри – до сих пор на своей женат… – Погоди-ка, погоди – не части! – кое-как вклинилась я. – Что-то я уже ничего не понимаю. А как же его безнравственное поведение, его грязные намерения по отношению к моей персоне? Или ты все забыл!? – Да не, не было ничего такого! – замахал он руками. – Просто Шон не знал, что мы с тобой настолько уж близкие друзья, вот и переживал за тебя. Почти как я. – Ну-ну…, – с сомнением покачала я головой и ухмыльнулась. Эх, ежели бы я тогда знала, как оно все обернется, не стала бы терять драгоценное время и давно бы уж позволила Шону и домой меня проводить и еще много чего… Виза уже заканчивалась, и я засобиралась домой. Ким обещал, что сразу же пришлет новое приглашение, чтобы я могла снова приехать, но перед этим все равно нужно было вернуться в Россию. Перед самым отъездом Тим сделал мне предложение. За моими плечами уже был развод, но в тот момент мне показалось, что Тим и надежнее, чем был Санни, да и относится ко мне не в пример лучше. Поэтому я подумала-подумала и согласилась. Но при одном условии: он должен продлить контракт в Корее, чтобы у нас было время, достаточное для оформления всех моих документов. Любила ли я его? Все еще нет. Хотя надеялась, что со временем смогу полюбить. Зачем тогда согласилась? Наверное, под влиянием распространенного в России стереотипа «в двадцать пять нужно быть замужем и активно рожать детей», я просто решила, что и мне давно уж пора и что дальше медлить нельзя. Я сказала о нашем решении маме, ожидая поздравлений и радости, но… – Зачем тебе это надо?! Ты же его не любишь! – набросилась на меня она. – Люблю, и еще как! – горячо возразила я. Но не потому, что сама искренне в это верила, а потому, что уже все для себя решила. Мама приводила кучу аргументов против нашего брака, но, вместо того, чтобы прислушаться к ним и согласиться, я убедительно доказывала ей, что решение это – правильное. Уж чего-чего, а упрямства мне с детства было не занимать! В общем, в конце концов, я ее убедила, что поступаю правильно. Оставалось убедить в этом саму себя. Пробыв в России почти месяц, я получила долгожданный развод, оформила очередную визу на три месяца и вернулась в Корею. Было уже начало апреля. Тим встречал меня в аэропорту вместе с Кимом: – Я так по тебе соскучился! – крепко обнял меня мой бойфренд и попытался поцеловать. Ким тут же его оттолкнул, и промычав: «Успеете еще натискаться», обнял меня сам. На следующий день я вышла на работу, где меня уже поджидал Шон. За последний месяц, что я провела в России, мы так часто общались по Интернету, что узнали друг о друге гораздо больше, чем за все предыдущие десять месяцев, что были знакомы. Мы болтали по несколько часов в день и всегда находили новые темы для разговоров. Общаясь с ним, я, например, узнала, что, еще учась в школе, он прочитал всего Эйнштейна. Просто так, развлечения ради. Признаться, это стало для меня настоящим открытием, ведь сама я не то, чтобы труды его изучать, – даже имя и то только по слогам могу выговорить! Еще я узнала, что он с удовольствием изучал физику помимо школьной программы, а также увлекался трудами Маркса и Ленина. Наверное, из-за всего этого он слыл в школе «зубрилкой» и дружить с ним никто не хотел. И хотя со сверстниками ему было не очень-то интересно, такая ситуация его не устраивала. Поэтому, когда в старших классах его перевели в другую школу, он твердо решил, что станет «другим» человеком. Таким, какие нравятся большинству. Ради этого он стал притворяться, что ему интересны обычные подростковые забавы, игры и увлечения. Он боялся, что если вдруг вновь станет самим собой, то перестанет быть интересен для окружающих. И он так привык притворяться, что эта «маска» стала его лицом. Мне же он был интересен именно своим нетипичным для среднего американца взглядом на жизнь, своими необычными увлечениями и поистине безграничными знаниями в самых различных областях. И еще мне в нем нравилась какая-то трепетность и осторожность, с которой он ко мне относился: он ловил каждый мой взгляд, каждое слово, но при этом не перегибал палку, превращая подобное отношение в бездумное «обожествление», которое так часто раздражало меня в других мужчинах. Именно тогда, общаясь с Шоном, я, наконец, поняла, чего мне так не хватало в Тиме, – ума! Раньше его отсутствия я как-то не замечала, а если и видела, что что-то не так, то просто не придавала большого значения. Но все, как известно, познается в сравнении, и с некоторых пор я с нетерпением ждала новых встреч с Шоном. Тим же раздражал меня все больше и больше. – Ты завтра что делаешь? – поинтересовался Шон прямо с порога. – Пока планов не строила. – Отлично, тогда мы вместе обедаем, – произнес он тоном, не терпящим возражений. – Эй! На вопрос или приглашение это как-то не очень похоже, – заметила я с улыбкой. – А я не спрашиваю и не приглашаю. Я просто тебя извещаю: завтра в двенадцать часов мы едем обедать. Где – можешь сама выбирать, – «разрешил» он и уткнулся в компьютер, давая понять, что разговор на сегодня окончен. Я даже не сразу нашла, что ответить на подобную наглость, поэтому промолчала. А на следующий день, разумеется, никуда не пошла. Мне не хотелось обижать Тима, ведь мы не виделись целый месяц, а тут на тебе: не успела приехать, как уже собралась на обед с каким-то там Шоном! Так что в пять часов я как обычно подошла к бару, открыла двери и… тут же закрыла. На своем излюбленном месте, возле компьютера, сидел Шон. Надо же, а я даже «отмазку» заранее не придумала! Я топталась на месте, не решаясь войти, когда откуда-то из-за спины раздался голос Кима: – Плохая ты. Он пять часов прождал тебя на остановке. Тут мне стало совсем уж нехорошо. Наконец я собралась с духом, открыла дверь и направилась прямиком к Шону: – Прости меня, пожалуйста! Я проспала, а потом подумала, что ты, наверное, уже ушел. Не сердись на меня! Ну пожа-а-алуйста! Вид при этом у меня был такой виноватый-виноватый! Такой раскаивающийся-раскаивающийся! А голосок уж так дрожал, так дрожал…, что мне самой себя стало жалко! Но Шон был непреклонен: – Видишь эту черту? – указал он на линию, проходившую в метре от его стула. – Ну, вижу, – тихо, чуть не плача от жалости к самой себе, вздохнула я. – Вот и не заходи за нее. Я запрещаю тебе приближаться ко мне ближе, чем на один метр! – напустил он на себя строгий вид. – Но если ты здесь, значит, обижаешься все-таки не слишком уж сильно? – осторожно поинтересовалась я, так как еще не была уверена: тронулся уже лед или надо продолжать извиняться. – А я не к тебе пришел, а к мистеру Киму, – все еще строго проговорил он и отвернулся. И хотя Шон очень старался, все равно от меня не укрылось то, с каким трудом он сдерживает себя, чтобы не улыбнуться. Поэтому я подошла к нему сзади, слегка приобняла за плечи и тихонько сказала: «Прости». – Ладно, – улыбнулся все-таки он. – Но чтобы завтра такого не было. Пять часов ждать тебя я больше не буду… И вернись, в конце концов, за черту, – шутливо оттолкнул он меня. – Я тебя еще не простил. Радостная, я вприпрыжку помчалась в кладовку за шваброй, чтобы начать уборку. На следующий день я все-таки пошла на обед, заявив Тиму, что «мне надо и точка». – Не нравится он мне! – злился Тим. – Ходит все вокруг тебя, хочет чего-то… – Мы просто друзья, не переживай! – отмахивалась я, не прекращая собираться. – …Кэт, не бросай меня только, пожалуйста, – вдруг жалобно попросил он. – Что за глупости, никого я не брошу! – пока еще искренне в это веря, успокоила я и упорхнула. Шон ждал меня на остановке. – Я боялся, что ты опять не придешь, – сказал он после того, как мы заказали еду в привычной для меня «Валентайн-пицце». Он выбрал то же, что и я: спагетти с креветками в белом соусе. – Ну что ты, второй раз я бы тебя так не подвела, – заверила я. Когда принесли еду, я с жадностью на нее набросилась. Аппетит у меня в тот момент был просто зверский, да и спагетти были очень вкусными. Шон же почти не притронулся к пище. Он был явно чем-то взволнован и собирался с мыслями, чтобы начать важный для себя разговор. – Послушай, я знаю, что уже спрашивал, но все-таки… Я о тебе постоянно думаю. Ты мне очень нравишься. Пожалуйста, дай мне шанс сделать тебя счастливой, – проговорил он, глядя мне прямо в глаза. – Шон, я не могу. Ты уезжаешь скоро. Зачем нам все это?! – Просто скажи «да», и я сделаю все возможное, чтобы остаться, – попросил он. Я на время задумалась, и, тщательно подбирая слова, произнесла: – Ты всегда говорил, что жить в Корее тебе не нравится, и я не хочу, чтобы ради меня ты здесь оставался… Ты мне тоже нравишься, но я не хочу давать тебе надежду на то, что у нас может быть что-то большее, чем просто дружба. Пойми, я не хочу еще раз обжечься. – Если Санни поступил с тобой, как последняя скотина, то это не значит, что и я поступлю так же, – возразил он. – Я знаю, но все равно боюсь повторения. – Пожалуйста, я прошу всего лишь об одном шансе. Не говори сразу «нет», хорошо!? Пообещай мне хотя бы подумать! – Хорошо, – ответила я, и мы направились к выходу. – …Да, кстати, мы с другом, он с филиппинкой встречается, сняли квартиру в тауне. Завтра у нас новоселье. Приходи, если хочешь, – пригласил он. Я обещала подумать. После работы я заглянула к Шпику. – Что-то случилось? – озабоченно поинтересовался он, едва я вошла. Видимо, что-то Я передала ему разговор с Шоном и рассказала о сомнениях, которые стали возникать у меня в отношении Тима. С момента моего возвращения из России не прошло и недели, а я все чаще замечала его недостатки, подчас даже те, на которые раньше не обращала внимания. Меня раздражали его детские рассуждения о нашем будущем, его слабохарактерность по отношению ко мне, его жуткая неаккуратность и лень, его постоянные попытки выпить за чужой счет… Все это совершенно неожиданно стало колоть мне глаза. – Ты знаешь, – с осторожностью начал Шпик, выслушавший мой эмоциональный рассказ внимательно, не перебивая, – я сам, первый, не хотел тебе говорить, так как хорошо тебя знаю, и уверен, что ты бы мне не поверила и отнеслась к моим словам отрицательно. Но раз такое дело – скажу: мне Тим не нравится. Категорически! Пока тебя не было, он тут петухом ходил и всем подряд рассказывал, что вы жениться собираетесь. Я пытался его образумить, говорил, что не стоит об этом болтать, что Ким и так тебе нервы треплет, а он – ни в какую… Да и, если уж начистоту говорить, он вообще не слишком умен, как мне кажется… Короче, хоть он и получше Кевина будет, но тебе он – не пара. Думаю, если ты выйдешь за него замуж, то совершишь большую ошибку. – И что же мне делать? – растерянно пробормотала я. – Хочешь знать мое мнение? – Да. – Шон. – Но ведь он скоро уедет! Как улетит, так и думать про меня забудет! А то я не знаю!? – Ничего подобного! Такие, как он, – О, Господи! За что мне все это?! – схватилась я за голову. – Ага, ты в дерьме по самые уши! – посмеиваясь, подтвердил Шпик. – Ну, друг, спасибо – утешил! В тот же вечер произошло непредвиденное: сослуживцы Тима устроили драку в баре Кунсана и весь взвод без исключения (хотя именно его в тот момент даже рядом не было), наказали, запретив покидать базу. Тим был сильно расстроен, но сделать уже ничего не мог. Я же его временному «заключению» даже обрадовалась, так как мне явно нужно было побыть в одиночестве и навести в голове порядок. На следующий день в «Лобос», как обычно, пришел Шон: – Так ты зайдешь вечером? – напомнил он мне о новоселье. – Ладно, я постараюсь, – нехотя пообещала я и взяла заранее приготовленный им листок с адресом и подробным описанием дороги. Найти квартиру оказалось легко: в тауне все было рядом, да и описание было уж очень подробным – с таким не заблудишься. В окнах горел свет, а из-за двери доносились обрывки фраз и время от времени – хохот. Я топталась под дверью уже минут пять и все не решалась войти: «Эх, не стоит мне сюда заходить! Зачем мне все это? Он через месяц уедет, забудет про меня. И вообще, у меня Тим есть» – размышляла я, меряя шагами порог. Наконец, я развернулась и решительно зашагала к своему дому. На полпути остановилась, обругала себя за трусость и поплелась обратно. Тихо-тихо, в надежде, что меня не услышат, и я с чистой совестью смогу вернуться домой, я поскреблась в двери. Но, не тут-то было: Шон распахнул ее так быстро, будто ждал меня, стоя прямо за нею! В квартире было всего пять человек, включая Шона, соседа и его филиппинку. – И это называется – новоселье?! – не удержалась я от улыбки. – Все остальные работают и не могут прийти, – ответил Шон, помогая мне снять рюкзачок. – А что у тебя там? – указал он на мою ношу. – Сок томатный. – Боже, какая гадость! И ты это пьешь? – Да. И мне нравится! – с вызовом ответила я. – В первый раз в жизни встречаю девушку, которая добровольно согласилась пить ЭТО, – рассмеялся он. – Иди на фиг! Что хочу, то и пью, – отмахнулась я, усаживаясь на диван. Он познакомил меня со своими друзьями, которые уже буквально через час мирно спали в соседней комнате, свернувшись калачиками в куче одеял на полу. Мы с Шоном сидели на диване и тихонько разговаривали, стараясь никого не разбудить. – … А ведь я тоже уже был женат, – рассказывал Шон. – Да?! Тебе же всего двадцать три! Когда ты успел? – Несколько лет назад. Правда, женат я был недолго. Мы дружили с самого детства. Со временем наши отношения переросли в нечто большее, и мы стали встречаться. Потом приняли решение пожениться… Странно, но стоило нам расписаться, как она стала совершенно другим человеком. Человеком, которого я не знал. Как-то раз мы поехали на вечеринку к друзьям. Буквально через полчаса после приезда она заявила, что хочет обратно домой. Я ответил, что не вежливо уходить со дня рождения вот так скоро, да еще и без предупреждения, а она закатила истерику и при всех наших друзьях стала меня оскорблять, бить в грудь кулаками. Тогда я решил, что нам действительно лучше уехать. Но через десять минут пути она захотела вернуться. Я никак не мог понять, чего же на самом деле она добивается: то ли это она «дрессировать» меня так пыталась, то ли еще что. Я просил ее успокоиться и не устраивать мне больше подобных сцен, просил ее дать нашим отношениям еще один шанс и попробовать все наладить, но с каждым днем она вела себя все более и более странно. А через какое-то время она вообще заявила, что у нее есть другой, и что она хочет переехать обратно к родителям. Для переезда ей потребовались деньги, причем сумма была названа – запредельная! Денег таких у меня, разумеется, не было, и я прямо сказал ей об этом. Тогда она заявила, что если я не дам ей нужную сумму немедленно, то она пойдет стриптизершей в клуб, где уже работает ее подруга. Я предупредил, что если она это сделает, то может забыть о нашем браке, но уже через два дня я узнал, что она действительно стала танцевать стриптиз. После этого я отдал ей свое кольцо, выставил чемоданы на улицу и проследил, чтобы ноги ее в моем доме больше не было. Я слушала его не перебивая, и удивлялась: «Почему так происходит, что мы любим тех, кто не любит нас? Тех, кто плюет на наши чувства и кто с легкостью обижает нас, даже не замечая этого?» – С тех пор я больше не был особенно откровенен с девушками, – продолжал Шон. – Мне казалось, что если я открою кому-то из них свои чувства, они точно так же захотят меня ранить, обидеть. Но с тобой я забыл обо всех страхах. Ты поменяла мои взгляды на отношения. Раньше я думал, что нужно просто найти девушку, которая бы идеально подходила мне по каким-то параметрам, и влюбиться в нее. А она бы влюбилась в меня. Просто потому, что мы подходим друг другу. Вот я и искал кого-то определенного, некий придуманный образ… А потом, когда мы переписывались по Интернету, ты мне как-то сказала, что это невозможно – полюбить кого-то лишь потому, что он кажется тебе идеально подходящим партнером. Ты сказала, что когда встретишь действительно «своего» человека, то сразу почувствуешь и поймешь, что это – ОН. И ты уже не сможешь без него жить. И все между вами будет так естественно, будто вы знаете друг друга целую вечность. И ты не будешь больше пытаться кого-то из вас изменить: ни его под себя, ни себя под него. Возможно, этот человек будет сильно отличаться от того, кого ты себе мысленно нарисовал, но это уже не будет иметь для тебя никакого значения. Помнишь? Вот именно это я и чувствую, когда нахожусь рядом с тобой: я не хочу притворяться кем-то другим и кому-то что-то доказывать. С тобой я могу быть самим собой и рассказать о себе все-все! Рядом с тобой я просто счастлив и мне больше ничего не надо. Мне хочется лишь одного – чтобы ты была счастлива вместе со мной. Я не прошу тебя что-то менять в своей жизни или самой меняться ради меня. Я прошу тебя лишь об одном: дай мне шанс сделать тебя счастливой, и я сделаю все для того, чтобы ты ею стала! – Шон, извини, но не все так просто. У меня есть парень, который хочет на мне жениться. – Нет, я не верю тебе! Ты специально так говоришь, чтобы я от тебя отстал! Я вздохнула и рассказала о Тиме. Странно, но слухи о том, что мы с Тимом собираемся пожениться каким-то образом обошли его стороной. – Придется его бросить, – безапелляционно заявил Шон. – Он тебе не подходит, неужели ты этого не видишь!? Кэт, он же полицейский при базе! Да у них мозгов ровно столько, чтобы на курок нажимать хватало! – Может и так. Но он уже сделал мне предложение. – И ты согласилась?! – В данный момент я не думаю, что это было бы правильным, – дипломатично ответила я. – Вот и хорошо, потому что ты за него не выйдешь, – сказал он твердо. – Однако это еще не значит, что я даю шанс тебе, – быстро добавила я, пока он не расценил мой на редкость обтекаемый предыдущий ответ как согласие встречаться с ним, разорвав отношения с Тимом. – …Что ты вообще от меня хочешь? – устало спросила я. – Ты через месяц уедешь. И что будет дальше? – Как это – что?! Буду делать тебе визу невесты. Я уже документы начал собирать, – ответил он деловито. Я расхохоталась: – То есть ты для себя все решил, а что я там отвечу – дело пятое? – Ну, можно и так сказать. Ты меня непременно полюбишь, потому что я сделаю тебя самым счастливым человеком на свете! – Дай мне время подумать, хорошо? – попросила я. – Думай, конечно, но только недолго, – «разрешил» он. За разговорами время незаметно подобралось к шести утра, когда первые солнечные лучики уже принялись заглядывать в окна. Я ушла, но чем дальше отходила от его дома, тем сильнее тянуло меня назад. Я шла очень медленно, буквально физически преодолевая сопротивление сотни магнитов, тянувших меня обратно. К нему. Именно в тот момент я поняла, что пропала. Снова. Еще сильнее, чем когда-либо. Безвозвратно. У нас с Шоном еще не было не то, чтобы «близости», у нас с ним еще вообще можно сказать ничего не было, но каким-то шестым чувством я уже понимала, что кроме него никто и никогда мне больше не будет нужен. Я действительно никогда прежде не испытывала к кому-нибудь столь сильного влечения. Ни духовно, ни физически. И от осознания этого мне было очень страшно. Ведь все могло кончиться для меня весьма и весьма плачевно. Лишь находясь дома, одна, я хоть как-то еще могла мыслить трезво (рядом с ним эта способность начисто пропадала!). На расстоянии с меня словно спадал дурман, и я снова и снова убеждала себя, что так не бывает, что все это слишком уж напоминает дешевый слезливый роман, которому нет места в жизни. Я клялась себе, что больше к нему ни ногой! Прочь, прочь, бежать! Но он приходил, и я опять попадала под его воздействие. Он стал для меня своеобразным наркотиком, от которого не было сил отказаться. Несколько ночей подряд я приходила к Шону в его съемную квартиру, и мы говорили, говорили, говорили… Обо всем на свете, часами. Один раз я пришла туда даже со Шпиком, – Шон пригласил к себе нас обоих. Мы посидели немного, поболтали, и Шпик уснул под наше размеренное бормотание. Когда он проснулся спустя пять часов, мы все так же мирно сидели на диванчике подле него и разговаривали. – Так, мне на работу пора, – засобирался Шпик. – Ой, и мне тоже пора спать, утро уже, – побежала я следом за другом, цепляясь за него, как утопающий за соломинку. Мы вышли на улицу, в прохладную утреннюю свежесть. Шпик достал сигарету и прикурил, глядя на меня смешливыми глазами: – Ты попала, подруга, – как всегда – коротко и ясно – резюмировал он. – Почему это? – уточнила я, с трудом стряхивая с себя мысли о немедленном возвращении к Шону. – Потому. Люди, которые находят о чем говорить на протяжении пяти часов подряд, просто-таки созданы друг для друга. Неужели ты об этом не знала?! Впрочем, я и без него отчетливо понимала, что от судьбы мне, видимо, не убежать. Все это время мне названивал Тим, которого не выпускали за территорию базы. Я рассказала ему, что хожу в гости к Шону, но уверяла, что между нами ничего нет. В общем-то, я не врала, хотя и немного недоговаривала. Дело в том, что между нами пока не было лишь физической близости, но мысли мои постоянно были о нем. Так что душа моя уже давно изменила Тиму и ничуть об этом не сожалела. Я была уверена, что в любом случае порву с ним, даже вне зависимости от того, будет у нас с Шоном что-то дальше или нет, просто пока не находила смелости сказать ему об этом. Немного поспав после ночных посиделок, я позвонила Шону, и мы решили поехать в парк. Взобравшись на одну из сопок, мы разместились на живописной полянке и вновь стали о чем-то говорить. Я лежала на траве, подоткнув под голову куртку. Он сидел рядом. – Так ты подумала? – спросил он. – О чем? – прикинулась я «валенком». – О том, чтобы дать мне шанс, – напомнил Шон. – Мне страшно, – честно призналась я. И действительно – я просто до умопомрачения боялась, что он обманет меня, как другие. – …Если ты хочешь, мы можем заниматься любовью. Но не требуй от меня того, чего я дать не могу – мою душу. – Пожалуй, тогда я подожду. Мне ведь не только тело от тебя нужно, – произнес он чуть слышно и ласково потрепал мои волосы. Я отвернулась и заплакала: «Ну почему я не могу ему просто поверить?! Почему мне так трудно просто взять и сделать это?!» Я жутко злилась на саму себя, но изменить что-либо не решалась. – Хотя тело у тебя – что надо! – весело продолжил он. – Отличное приложение к тому, что здесь и здесь, – он приложил руку сначала к моему лбу, а затем к груди, к сердцу. Я рассмеялась, утерла слезы и взяла его за руку. Так мы и пролежали рядом около часа, пока не настало время ехать обратно. В тот же вечер я, наконец, решилась: «Дам я ему этот шанс, а там – будь что будет!». Я поняла, что от этого парня мне все равно никуда не деться, так что позволила себе рискнуть. Шон весь вечер смотрел клипы на большом экране, периодически поглядывая на меня. Когда в баре почти никого не осталось, я подошла к нему и незаметно передала ключ от квартиры. – Ты же знаешь, где я живу? – тихонько уточнила я. – Да. – Иди туда. Я приду, как только освобожусь. – Хорошо. Кое-как дождавшись ухода последнего клиента, я побежала домой. Не включая свет в комнате, Шон лежал на кровати. – А чего ты в темноте сидишь? – удивилась я. – В тауне каждый патрульный знает, что это – твоя квартира и быть сейчас здесь никого не должно. А мне – так тем более нельзя здесь находиться. Я, кстати, чудом встречи с одним из них избежал. Прямо здесь, около дома. – Думаю, это Тим попросил, чтобы меня покараулили, пока он «невыездной». – Может быть. Не знаю. – А, Бог с ними, с этими патрульными, – отмахнулась я. – Я хочу, чтобы ты посмотрел со мной один фильм. Он снят по моей любимой книге – «Мастер и Маргарита». Но предупреждаю сразу – он длинный. Ты готов? – Конечно! – радостно согласился он. Я достала свой ноутбук, вставила диск с фильмом и принялась переводить диалоги по мере просмотра. Посмотрев пару серий, мы перешли к тому, от чего чуть ранее днем он отказался. Мы упивались друг другом, с жадностью впитывая каждую клеточку того, что упустили, чего не касались ранее пальцы, кожа, губы… Если бы в тот момент я могла превратиться в каплю, я бы утонула, растворилась в нем без остатка! После этого в моей душе не осталось ни тени сомнения, ни намека на сожаление. Не было больше ни душевных метаний, ни чувства беспомощности. Я была просто СЧАСТЛИВА! Я почувствовала мир и согласие с самой собой и поняла, что все у нас будет хорошо. Я осознала, что именно Шон – та самая моя половинка, которую я так долго искала. Похоже, именно для встречи с ним я возвращалась в Корею снова и снова. Наверное, я знала, я чувствовала: где-то здесь, в этом рисовом болоте, осталось ненайденным что-то очень важное, очень ценное для меня, такое, что нигде и никогда найти больше не смогу! И именно поэтому я в кого-то влюблялась, с кем-то встречалась, о ком-то грустила и столько страдала, – чтобы понять всю глубину, всю прелесть этого нового, неизвестного ранее чувства, охватившего сейчас меня всю целиком, без остатка. Наутро я позвонила Тиму. Сказала, что нам нужно поговорить и что сегодня я приеду на базу. Видит Бог, я не хотела говорить об – Нам нужно расстаться, – спокойно произнесла я. – Я тебе изменила и не хочу обманывать. Конечно, это было жестоко с моей стороны, но другого выхода я не видела. Просто так, без весомой на то причины, сообщить ему, что свадьбы не будет и нам не стоит больше встречаться, было бы недостаточно, – он стал бы уговаривать меня еще раз обо всем подумать и не торопиться, и наши мучения продолжались бы бесконечно. Ведь даже после весьма жестокого чистосердечного признания в грехопадении он звонил каждые полчаса, упорно спрашивая: «Почему ты это сделала?» и «Что я сделал не так?». Но как я могла ему объяснить? И он продолжал мучить себя и меня. А один из его звонков вообще вывел меня из себя: – Что, если ты беременна? – неожиданно предположил он. – Вдруг у тебя будет ребенок? – Даже если и будет, то вряд ли от тебя, – грубовато заявила я, не зная, как еще на – Откуда ты знаешь? Как ты можешь быть настолько уверена?! – Черт возьми, Тим! Что за детский сад? Какой еще ребенок?! Я не беременна! – вспылила я. – Я просто подумал, что может, это могло бы как-то все изменить… – Тим, не мучай меня и себя. Просто мы друг в друге ошиблись. Бывает такое. Ты обязательно встретишь свою половинку. Но я – точно не она. Пожалуйста, не звони больше. Но он все равно звонил. Часто-часто. Я перестала брать трубку. Вечером в «Лобос» пришел Шпик. Я ему рассказала о последних событиях. В ответ он просиял так, будто я ему сообщила, что он только что выиграл миллион: – Я так рад! Давно надо было! А на свадьбу вы меня пригласите? – Сдурел, да!? Какая свадьба? – Стерва, что сказать. Так и думал, что не пригласишь, – отмахнулся он и заказал пиво. После этого мы с Шоном уже не расставались. Лишь пару часов в день ему надо было проводить на базе, готовя документы к отъезду. Он попытался подать прошение о том, чтобы остаться на второй год в Корее, но было уже слишком поздно и ему отказали (приятели, которые ничего не знали о нас, никак не могли понять, с чего бы это Шон, который терпеть Корею не мог, решил вдруг остаться!). – Знаешь, может это и к лучшему: уедешь в Штаты и про меня забудешь. Ты еще не представляешь, что это такое – визу ждать, – «утешала» его я. – Это же растянуться может на годы! – Неправда. Смотря как все делать. Можно делать абы как, пуская все на самотек, а можно подгонять и нервировать всех настолько, что они сами захотят сделать все быстро, – серьезно ответил он. Шон уже подготовил, чтобы взять с собой, все мои документы, их копии, анкеты, переводы и так далее. Оказалось, многое из того, что нужно будет для консульства с его стороны, он уже оформил с месяц назад. – И откуда у тебя была такая уверенность, что я соглашусь?! – притворно возмущалась я. – Ты веришь в то, что люди после смерти продолжают существовать? – вместо ответа спросил он, как мне показалось, немного не к месту. – Ну, верю, – осторожно ответила я. – У меня недавно бабушка умерла. Так вот, пару месяцев назад, когда я уже готов был сдаться, так как ты мне без конца отказывала, мне приснилась она и сказала, что я должен за тебя бороться, потому что ты – моя судьба, – ответил он серьезно. По моей коже пробежали мурашки: «Ну, раз даже бабушка сказала, то точно никуда уж не денешься!» Тут у меня зазвонил телефон. Я с тоской отметила, что это опять Тим и отменила звонок. Через минуту телефон ожил снова. Я вновь нажала отмену. Мне было ужасно жалко его, и я чувствовала себя последней сволочью, вспоминая о том, как с ним поступила, но сказать ему мне было больше нечего. Каждый раз, когда он звонил, у меня на глаза наворачивались слезы, ведь мне самой было прекрасно известно, каково оно – быть на его месте. И больше всего я сожалела о том, что не могу сделать так, чтобы ему стало легче. Шон, видя эти метания, выхватил у меня из рук телефон, вынул батарею и положил в карман: – Проблема решена, – коротко сказал он. А чтобы мы могли поддерживать связь, когда он уезжал на базу, отдал мне свой телефон. Все происходившее с нами казалось мне нереальным, слишком хорошим, чтобы быть правдой. Время от времени я думала, что вот-вот проснусь, и все окажется обманом…, да так до сих пор и просыпаюсь. А за неделю до отъезда Шона и вовсе чудо произошло. Нам очень хотелось провести вместе весь день, сходить куда-нибудь, но Ким уперся и никак не давал выходной. Пока однажды я не увидела, как Шон о чем-то разговаривает с ним на улице. Спустя минуту они оба вошли внутрь. Шон сел на свое обычное место у компьютера – выбирать и скачивать музыку из Интернета, а Ким подошел к барной стойке и плюхнул на нее восемьдесят долларов: – Выпивку! Всем! За счет заведения! Мы с Ритой обалдело переглянулись: Тем временем Ким, обращаясь уже ко мне, удивил нас снова: – Завтра у тебя выходной, – сказал он просто, даже как-то обыденно. Я осела на стул, непонимающе переводя взгляд то на Шона, то на мистера Кима. Они же, как ни в чем не бывало, продолжили заниматься своими делами. Лишь позже я поняла, что Шон просто дал моему боссу денег, чтобы я могла отдохнуть без ущерба для бизнеса. – Но как ты его уговорил?! – спросила я вечером после работы. Вместо ответа Шон показал, что будто бы он держит в руках пачку денег, от которой при каждом слове отгибает купюру за купюрой: – Завтра. Кате. Нужен. Выходной. Как раз восемьдесят и вышло: четыре слова по двадцатке. Я рассмеялась. – Но все равно это странно, что он согласился. Да еще и так дешево. За мой выходной и Шпик, и Тед не раз предлагали и сто, и двести долларов, но Ким каждый раз категорически отказывался меня отпускать. – Надо просто знать, как просить, вот и все, – пожал он плечами. На мои дальнейшие расспросы он просто отмахивался. В выходной, устроенный Шоном, мы решили пройтись напоследок по барам тауна. Мы играли в бильярд, танцевали, целовались у всех на виду… Мне было все равно, увидит нас кто или нет. Даже если на следующий день Ким сказал бы мне «ты уволена», мне было бы наплевать! Я не могла позволить кому-то или чему-то испортить те последние дни, что остались у нас в Корее до предстоящей разлуки. Ведь мы понятия не имели, сколько она продлится. Утром следующего дня Шон уехал по делам на базу и вернулся через пару часов. Я все еще валялась в кровати, греясь под легким шелковым одеялом. Счастливо смеясь, он прилег рядом со мной и обнял. Его лицо оказалось напротив. Близко-близко! Я не могла пошевелиться, так как его объятия были столь крепки, что казалось – он хочет прижать меня к себе так, чтобы один раз и на всю жизнь. Долгим любящим взглядом он изучал каждую родинку, каждую веснушку и самую мелкую морщинку на моем лице. Его глаза излучали такую невыразимую нежность, что мне захотелось раствориться в ней без остатка! «Боже, дай мне сил не взорваться от счастья», – думала я. На меня еще никто и никогда не смотрел Может, вы до сих пор помните сами, а может, видели этот взгляд у ребенка, который в Новый Год находит под елкой подарок. Но не абы какой, а тот самый, долгожданный! Именно тот, просьбу о котором нацарапал он на бумажке и сунул под подушку, в надежде, что Дед Мороз прочтет и принесет именно Безграничное, ни с чем не сравнимое счастье, охватывающее с головы до ног, до последнего волоска, прерывающее дыхание и щекочущее мягкий от слабости живот – вот что было в его взгляде. Я завидовала самой себе, все еще не веря, что это худющее чудо, которое смотрит на меня Он уткнулся лицом в мое плечо, подождал там немного, отодвинулся и еще раз посмотрел на меня, словно убеждаясь, что я никуда не исчезла. Затем он нашарил мою руку под одеялом: – Ты выйдешь за меня замуж? Я внимательно посмотрела на него: – Может быть. Он напрягся, вздохнул и тихо, но твердо произнес: – Мне нужно либо «да», либо снова «да». – Да! – выдохнула я и почувствовала, как он надел мне что-то на палец. Вынув руку из-под одеяла, я обнаружила на нем обручальное кольцо из белого золота. – Я так счастлива! – Спасибо. – За что?! – За то, что даешь мне шанс… Всего-то несколько месяцев поуговаривать пришлось, – рассмеялся он. – Да ладно, главное – результат! Ну и прости, конечно, что я так долго упорствовала. – Ничего. К сожалению, на базе ничего лучше этого кольца не нашлось. Но это так, на первое время. Потом мы это поправим. – Что за глупости?! – возмутилась я. – Не надо другого, мне это нравится! Оставшуюся неделю мы старались проводить вместе каждую минуту. Мы гуляли по парку, по тауну, ходили в кафешки на обед либо просто играли в бильярд в «Лобосе», когда у меня была такая возможность. День отъезда приближался неумолимо. Мы старались об этом не думать, но этот день однажды настал. Мы оба ходили как тени. Я пыталась держаться, отпускала дурацкие, даже совсем не смешные, шуточки, чтобы хоть как-то его подбодрить, но и это не помогало. Неожиданно он заплакал: – Я не хочу уезжать! Я сделал все, что мог, кого только не просил, чтобы меня оставили…! – Перестань, прошу тебя, – у меня самой слезы наворачивались на глаза. Увидев, что я тоже вот-вот расплачусь, он быстро взял себя в руки, и даже постарался изобразить улыбку: – Ну, кажется, мне пора, – вздохнул он и смахнул непрошеную слезинку. Я помогла собрать его немногочисленные вещи, и мы поплелись на остановку. Мы простояли там минут пять, обнявшись, и всё не решаясь сделать первый шаг к расставанию, наконец, Шон оторвался от меня и сел в такси. – Я тебя люблю! – крикнул он, высунувшись из окошка. – Я тебя тоже люблю! Я постояла немного, глядя ему вслед и ожидая неизвестно чего, а затем направилась к Шпику. Дома его не оказалось, но он предполагал, что я приду, и оставил дверь квартиры открытой. Я включила телевизор и невидяще уставилась на экран. Через полчаса раздался настойчивый стук в дверь. – Никого нет дома, – крикнула я по-английски. Стук повторился. Я решила все-таки открыть и посмотреть, кого там принесло. На пороге стоял Шон. Сперва я подумала, что у меня галлюцинации начались, но когда он меня поцеловал, я поняла, что это действительно он. – Что ты здесь делаешь? – тупо спросила я. – Я пришел, а тебя дома нет. Решил, что ты – тут. – Ну конечно, где же еще мне быть! – У меня появился свободный час до отъезда, и я решил вернуться. Как-то по-дурацки мы попрощались – слишком грустно. – Это точно. Ну, тогда пошли к нам – прощаться еще раз! – весело потянула я Шона за руку, растирая по дороге опухшее от слез лицо. – Как же здорово, что ты вернулся! Пусть ненадолго, всего на час, но вернулся! На этот раз мы попрощались так, будто расставались всего на пару часов. – Вот так-то лучше, – бодро подтвердил Шон, поцеловал меня еще раз и сел в такси. – До скорого. Я тебя люблю! – До скорого. И я тебя тоже! Мне стало легче. Да, он уехал. Да, мы не скоро увидимся. Но я твердо знала – он вернется. Один раз он уже вернулся ко мне, а значит – вернется еще. В тот вечер меня пришли поддержать и Шпик, и Тед. Они ничего не спрашивали, лишь иногда кто-нибудь из них говорил: «Он дождется тебя, вот увидишь». И я им верила. |
||
|