"Ана Бландиана. Вечерняя гимнастика " - читать интересную книгу автора

Ана Бландиана

Вечерняя гимнастика

Не найдя по обыкновению ключа от подъезда, он прикоснулся пальцем к
замочной скважине и, когда дверь впустила его, таким же манером запер замок
за собой. Попробуй не запри - соседи со свету сживут. Правда, он не раз
зарекался пускать в ход свою силу по пустякам, но, как назло, вечно терял
ключ. И потом, все же лучше отпирать дверь пальцем, чем проходить сквозь
закрытое окно на пятом этаже, - не так компрометирует. Он добросовестно
пересчитал ступени лестницы, не пропустив ни одной и подавив соблазн
свободного скольжения: чье-то недремлющее око могло подстеречь его за
дверным глазком. Взойдя на свою площадку, он демонстративно долго возился с
ключом, стараясь произвести побольше шума перед тем, как закрыться изнутри
на цепочку. Наконец-то в безопасности! Он и сам не знал, чего он так боялся.
Что ему могли, в сущности, сделать, даже если бы разоблачили? Ведь ни с чем
подобным здесь не сталкивались, а значит, у них нет ни малейшего
представления, как в таких случаях быть. Не исключено, что, узнав правду,
они стали бы носить его на руках и в трепете ему поклоняться. Не исключено,
но все же вероятнее, гораздо вероятнее, что его постараются уничтожить. И
хотя он знал, что это не в их силах, что ему ничего не стоит уйти из-под
пыток и из-под пуль карательных взводов, все равно страх разоблачения его не
отпускал. Этикет, установленный им для самого себя, постепенно превращался в
дурную привычку к конспирации, грозящую окончательно загнать в подполье его
жизнь. Его сиюминутную жизнь, разумеется, но можно ли абстрагироваться от
осени, если ты решил, по доброй воле, побыть листом на дереве? Ну что ж,
лист так лист. Он пошел на кухню и вымазал пару тарелок - это на завтра, для
Терезы, пусть видит, что он поел. Тарелки сунул в раковину, а остатки еды
отнес в ванную, стараясь не обронить ничего по дороге, и бросил в унитаз.
Воду пришлось спустить дважды, потому что еда оставила на фаянсе жирную
лоснящуюся полосу. Погасил свет в ванной, потом на кухне, ушел было, но
вернулся и приложил к грязным тарелкам ложку, вилку и нож, кое-как вымазав и
их. Вечная забывчивость!
На сегодня все. Он устал и был измучен совершенно по-человечески, и,
как всегда, когда его одолевала эта странная, размягчающая, необоримая
истома, он с иронией спрашивал себя, не слишком ли серьезно он относится к
делу, и не без ностальгии думал, что вот ведь и в положении человека есть
свои приятные стороны. Забыв, что он один, он как можно естественнее
растянулся на спине, и только острая, привычная боль под лопатками напомнила
ему, что спектакль на злобу дня окончен и можно перевалиться на бок. Хотя
нет, оставалась еще телевизионная повинность. Надо было уделить ей несколько
минут, посмотреть по крайней мере, какая дежурит дикторша, чтобы завтра на
заводе не ударить в грязь лицом во всегдашней словесной разминке перед
началом смены. Конечно, для этого ему не обязательно было включать
телевизор, он и так все знал, просто знал, но смешно - прибегая к
чувственному восприятию, свойственному людям, он лучше схватывал,
впечатление получалось если не точнее, то конкретнее и как-то ярче, сочнее.
Он постепенно входил во вкус своей мимикрии и старался довести ее до
совершенства, хотя и не был уверен, что она ему на что-то пригодится. Помимо
цели, ради которой он прибыл сюда, ежедневно, ежесекундно правил он этот