"Д.Благово. Рассказы бабушки " - читать интересную книгу автора

смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к
чаю и к ужину или когда позовут за чем-нибудь. Отношения детей к родителям
были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня
сердитесь, и говорили: за что вы изволите гневаться, или: чем я вас
прогневала; не говорили: это вы мне подарили; нет, это было нескладно, а
следовало сказать: это вы мне пожаловали, это ваше жалование. Мы наших
родителей боялись, любили и почитали. Теперь дети отца и матери не боятся, а
больше ли от этого любят их - не знаю. В наше время никогда никому и в мысль
не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не
исполнить, что приказано. Как это возможно? Даже и ответить нельзя было, и в
разговор свободно не вступали: ждешь, чтобы старший спросил, тогда и
отвечаешь, а то, пожалуй, и дождешься, что тебе скажут: "Что в разговор
ввязываешься? Тебя ведь не спрашивают, ну, так и молчи!" Да, такого
панибратства, как теперь, не было; и, право, лучше было, больше чтили
старших, было больше порядку в семействах и благочестия... Теперь все
переменилось, не нахожу, чтобы к лучшему. Теперь и часы-то совсем иначе
распределены, как бывало: что тогда был вечер, теперь, по-вашему, еще утро!
Смеркается, уже и темно, а у вас это все еще утро. Эти все перемены
произошли на моей памяти. День у нас начинался в семь и в восемь часов;
обедали мы в деревне всегда в час пополудни, а ежели званый обед, в два
часа; в пять часов пили чай. Когда матушка была еще жива, стало быть, до
1783 года, приносили в гостиную большую жаровню и медный чайник с горячею
водой. Матушка заваривала сама
чай. Ложечек чайных для всех не было; во всем доме и было только две
чайные ложки: одну матушка носила при себе в своей готовальне,37 а другую
подавали для батюшки. Поутру чаю никогда не пили, всегда подавался кофе.
Ужинали обыкновенно в девять часов, и к ужину подавали все свежее кушанье, а
не то чтоб остатки от обеда стали разогревать; и как теперь бывают званые
обеды, так бывали в то время званые ужины в десять часов. Балы начинались
редко позднее шести часов, а к двенадцати все уже возвратятся домой. Так как
тогда точно танцевали, а не ходили, то танцующих было немного. Главным
танцем бывал менуэт, потом стали танцевать гавот, кадрили, котильоны,
экосезы. Одни только девицы и танцевали, а замужние женщины - очень
немногие, вдовы - никогда. Вдовы, впрочем, редко и ездили на балы, и всегда
носили черное платье, а если приходилось ехать на свадьбу, то сверх платья
нашивали золотую сетку.
Старшие мои две сестры и я стали выезжать после кончины матушки, а
выезжали мы с нашею троюродною сестрой, Екатериною Александровною Архаровою.
Отец ее, Александр "Васильевич Римский-Корсаков, доводился батюшке
двоюродным братом.[* Отцы их, Василий Андреевич и Михаил Андреевич, были
родные братья; была у них еще сестра, помнится, Марья Андреевна за князем
Мещерским. Василий Андреевич был женат на Кошелевой Евдокии Родионовне,
дочери шталмейстера при Петре I. Александр Васильевич имел еще брата Андрея
Васильевича и сестру Анну Васильевну.] Он был женат на княгине Волконской,
Марье Семеновне. Дядюшку я что-то не помню; он умер, когда я была еще
ребенком, а тетушка Марья Семеновна скончалась в 1796 году; на моей свадьбе
она была посаженою матерью.
Дом ее был за Москвой-рекой. Она имела двух дочерей: Екатерину
Александровну, за Архаровым, и Елизавету Александровну, за камергером
Александром Ильичем Ржевским, и сына Николая Александровича; он умер