"Александр Бирюков, Глеб Сердитый. Человек-саламандра " - читать интересную книгу автора

автомобиля. И кажется, в ее сне этот человек говорил по-английски, как
обнищавший лорд, чопорно и назидательно выговаривая слова.
- My lord... - прошептала Лена.
Истома охватила Лену. Шон Коннери, Ричард Чемберлен, набитые пухом
сиденья. Перина, шелковые простыни... Она снова поерзала под одеялом, и тут
ее постигло новое, обескураживающее открытие. Она была совершенно голой,
между шелковых простыней. Обычно в кино люди, оказывающиеся в подобной
ситуации, освидетельствуют свою наготу визуально, заглянув под одеяло. Но в
реальности так может поступать только человек с угнетенной тактильной
чувствительностью. Любой нормальный человек чувствует и так - есть ли на
нем одежда.
Лена стремительно перевернулась на спину. И открыла глаза. Над ней был
высоченный потолок, похожий на купол парашюта, сделанный из массивных
темных деревянных арок.
В пространстве между арками сияло небо и лился свет. Через остекленный
купол можно было различать проплывающие облака.
"Спаленка, - подумала Лена со злой иронией, - вот, наверное, летчики
над этой крышей пасутся!"
Комната была квадратной. Одна из стен целиком уставлена высокими
шкафами, где за стеклом золотились корешки старинных книг, и лесенка на
колесиках вела к верхним полкам. Ритмичную монотонность стеллажей нарушала
только малоприметная узкая дверца в углу. Наверное, шкафчик или чулан.
В светелке под крышей родительской дачи, где батя оборудовал спальню
для Лены, тоже была такая вот маленькая дверца. За ней была вторая половина
чердака, совсем неблагоустроенная. И Лена подпирала ручку этой дверцы
палкой. Просто так, на всякий случай.
Другая стена была снабжена тремя овальными зеркалами и настенными
светильниками. Под зеркалами помещался комод со множеством шкафчиков,
сверху уставленный баночками и коробочками. А под одним из зеркал был
устроен рукомойник.
Прямо напротив Лены была арочная дверь, сверху украшенная
разноцветными стеклышками в прихотливых переплетах. Справа от двустворчатой
двери стояла рогатая вешалка, на которой висел черный с золотой вышивкой
халат. В глаза бросился длинный пояс с кистями.
- У-я! - простонала Лена.
Что значило это детское междометье, она едва ли могла бы пояснить. Во
всяком случае, оно полностью определяло всё смятенье чувств, которое
бушевало в ней.
Посреди комнаты была воздвигнута массивная кровать, в которой утопала
Лена. И в этой кровати вдруг сделалось холодно, одиноко и вопиюще неуютно
"Ты не понимаешь ничего! - услышала она голос матери. - Они только и
думают о том, как бы что-то с тобой сделать!"
Лена не была уверена теперь в том, что с ней не хотят чего-либо
сделать. Она была уверена в том, что ничего такого, что имела в виду мать,
с ней не делали. Уж она бы знала, наверное, было что-то или нет? Но ведь
кто-то же ее раздевал? И ведь не поленился напрочь раздеть! Гад такой!
Она представила, как этот кто-то ее раздевает, и ей стало нехорошо.
Факт был неприятен. Она только почему-то была уверена, что раздевал ее не
тот красавец-чревовещатель из автомобиля. А кто-то другой. И почему-то она
думала, что это была женщина, похожая на медсестру.