"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

чудо-оружии он говорил и об укреплениях Восточного вала, которые остановят
русских.
Моя вера в фюрера непоколебима. Я спорю с беглыми солдатами, обвиняю их
в дезертирстве. Надо мной смеются. Посмеиваются над юношеским заблуждением,
внушенным мне в гитлерюгенде...
Под вечер вызывают добровольцев - кто пойдет к тому берегу, чтобы
разведать, какими силами прорвались туда русские? Мы с Ганди, ясное дело,
тут же вызываемся. Мы только что проглотили сводку с сообщениями военных
корреспондентов о подвигах разведчиков. И в гитлерюгенде была такая военная
игра на местности... А теперь это будет на самом деле и мы сможем доказать
свою храбрость! "Вот теперь - да! - это я кричу, обращаясь к Ганди; он уже
принес белые маскхалаты и шлемы. - Помнишь, мы читали про разведчиков там, в
Карелии? Вот теперь и мы! - Я горжусь уже заранее. - Если все получится, нам
ведь дадут Железный крест 1-й степени... Ух, и зададим мы Ивану!"
Унтер-офицер с таким Железным крестом и нашивкой за рукопашный бой - он
теперь тоже при батарее - сдерживает нас. Делать только то, что приказано, -
"так, как я говорю!" Наскоро объясняет, как обращаться с
пистолетом-пулеметом, автоматом. Мы же их раньше только видели, никогда из
них не стреляли.
Надели мы маскхалаты, затянули ремни. Автомат на грудь, шлем поверх
пилотки и - вперед, пошли! А ночь темная, только снег и виден. "Ну, и что
получится... - это Ганди ни с того ни с сего. - Унтер с нами! Уж он-то знает
дело!" Тот откликается: "Ничего, ребята, целы будем, вернемся домой".
Моего друга все зовут "Ганди". На самом деле он Вальтер, просто он
худющий, терпеливый и страшно упорный, вот и похож на того индуса, борца за
свободу. Ганди мой лучший друг, я люблю его как брата. Чем ближе к тому
берегу, тем тише становится. С каждым метром, который мы преодолеваем уже
ползком, напряжение нарастает, и мой страх тоже. От каждого шороха громко
колотится сердце, сжимается горло; жуткий холод, а я весь в поту. А ведь с
каким рвением, как беззаботно мы вызвались в эту разведку добровольцами...
Но вот мы у берега, пробуем лезть через кусты. Автомат на груди мешает,
шлем сползает на лицо, маскхалат зацепился за ветку. Мы молчим, только
подаем друг другу знаки.
Вот, слышны чужие голоса, первые слова по-русски. А что я на самом деле
знаю о русских? Очень мало, только вот, что они люди низшего класса.
Проклятые большевики, ублюдки, никакой культуры... А небо густо затянуто
тучами, почти черное. Глаза мои привыкли к темноте, снег белый, и этого
хватает, чтобы ориентироваться. Наш унтер-офицер ползком подбирается к
каким-то строениям. Манит нас за собой, мы карабкаемся следом.
В темноте, прямо перед нами, - русский танк, его пушка смотрит на нас!
Меня охватывает панический страх, сердце колотится так, что вот-вот выскочит
из груди, струйки ледяного пота стекают по спине. А из крестьянского дома
вдруг с шумом высыпают русские солдаты, их шатает, они совершенно пьяны!
Слава Богу, может, нас не заметят, они же вышли только затем, чтобы отлить.
А мне страшно - ведь слышно, как предательски колотится мое сердце, я
боюсь дохнуть; мы лежим не шелохнувшись, беспомощно вжавшись в снег. А
русские все толкутся, то в дом, то обратно. Сколько времени мы так лежим?
Десять минут, или двадцать, или еще дольше? Я не знаю. А страх, отражающийся
в глазах нашего унтера, лишает меня всякой надежды. Разве он нам не
рассказывал о делах на фронте, о том, за что получил Железный крест 1-й