"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

пойдет прахом..." Что еще за чушь! Однако снова и снова стараюсь поймать ее
взгляд, когда она отворачивается от пульта. Интересно, Миша заметил
что-нибудь?
Он встает из-за стола, вопросов у него больше нет, и я могу идти в
следующий цех. Я вежливо благодарю за чай, надеваю полушубок, шапку и
выхожу. И тут же возвращаюсь, чтобы спросить, который час. Оказалось, скоро
уже обед, а я ведь побывал только в двух цехах! Зато пока спрашивал время,
еще раз увидел лицо Нины, такое красивое. Не выходит она у меня из головы, я
уже размышляю, как мне попасть сюда еще раз, чтобы не бросалось в глаза, что
это только из-за Нины. Это любовь меня поразила, что ли? Надо будет
рассказать вечером Максу. А теперь - кто у меня там дальше по списку?
Следующий цех называется Silikatny. Здесь из кварцевого песка и добавок
формуют и обжигают специальные "кирпичи" - огнеупорные плиты, которыми
выложена внутренняя поверхность мартеновских печей. Они могут выдержать
температуру до 1800 градусов и давление до 400 атмосфер. В этом цеху тоже
работали человек 200-300 пленных. Начальника цеха нет, нашел я только
бригадира; он сказал, что Петра Ивановича можно будет застать сегодня только
в ночную смену. А у самого бригадира забот полон рот с заключенными, которых
ему прислали вместо военнопленных. Еще он сказал, что Петр Иванович бушевал,
когда двое суток ни в одну смену не вышли пленные и никто не мог сказать,
что случилось. Организация работы по-славянски...
Начинаю ощущать голод. А в очередь на чужую раздачу стать нельзя, да и
котелка или хотя бы консервной банки у меня с собой нет. И я отправился в
механический цех и кузницу, где с самого начала работал Макс. Там встретил
Игоря Григорьевича, с ним я познакомился, еще когда приходил с Ференцем. Он
как раз собирался обедать, принес и мне суп и пайку хлеба. В этом цеху
работает не так уж много пленных, так что их отсутствие в течение нескольких
дней начальника не очень обеспокоило.
До конца рабочего дня я пробыл у него. За горячим чаем с порцией водки
время прошло быстро. Записал, сколько каких специалистов нужны в этом цеху.
Здесь, между прочим, тоже работает немало женщин. Узнать издали можно их
только по платкам, потому что мужчины носят шапки. А ватники и ватные брюки
у всех одинаковые.
В условленное время Дмитрий уже ждал меня у ворот со своим экипажем, и
мы поехали. "Ну, - спрашивает шофер, - хорошо провел день?" Сам он ездил к
своей невесте и все это время был у нее. По его жестам легко догадаться, что
он с ней спал. Нет, я про Нину ничего говорить не буду. Странно я себя
сейчас чувствую. Кажется, влюбился в эту украинскую красавицу. А он, не
умолкая, рассказывает про Сибирь, про то, что служить ему остается еще целый
год. Нашел о чем горевать, я вот уже четыре года, как не был дома, слава
Богу, хоть письма от родных получаю!
Приехали в лагерь, я - бегом к себе, чтобы рассказать Максу про Нину. А
там - пустые лежаки, никого нет. Отыскал Манфреда, нашего "профессора"
музыки. И он мне все быстро объяснил. По приказанию начальника лагеря наша
концертная бригада опять должна давать представления. И мой Макс вместе с
нашим комендантом Максом целый день занимаются этим делом. У венгров тоже
был свой театр, артисты жили все вместе в отдельной комнате, и нам разрешили
переселяться туда. Манфред взял меня с собой, а там наши артисты уже
устраиваются. Кровати здесь отдельные, никаких двухэтажных, вот это да, еще
лучше, чем в Прови-данке. Настоящая роскошь - есть даже два кресла!