"Алексей Биргер. Нож великого летчика ("Седой и 'Три ботфорта'" #1)" - читать интересную книгу автора

лезвию, чем я думал. Я как-то делал такой нож, чтобы он всегда втыкался, и
мне пришлось заливать свинец на две трети длины лезвия, считая от рукоятки.
А тут центр тяжести где-то на одной трети длины от рукоятки. Интересно,
почему?
- Может, у тебя рукоятка была тяжелее? - спросил я.
- Нормальная, наборная, - ответил Димка. - Я делал нож из старого
трехгранного напильника. Мне на заводе просверлили его во всю длину, почти
до конца, а потом я подбирал центр тяжести так, чтобы он всегда летел
отстрием вперед. Забью кусочки алюминия, потом кусочки свинца, проверю -
кувыркается. Значит, все вытряхаю и свинец с алюминием закладываю
по-другому, чтобы свинец подальше от острия был. Так, методом тыка, и
подобрал. А уж потом накрутил резьбу в отверстии, на пять сантиметров
вглубь, нарезал на стальной стержень резьбу с таким же шагом, ввернул его
до упора, и уж на него набирал и эту перекладинку для упора пальцев, и
разноцветные колечки.
Он опять взвесил нож на двух пальцах.
- Ну, с этим ты и потом можешь разобраться, - сказал Юрка. - А пока
надо решить, принимаем мы наш план или нет.
Мадлена Людвиговна поглядела на красивые старые часы, стоявшие на
серванте.
- Без пяти четыре. Надо собираться. Я одеваюсь медленно, так что
времени у нас не так много. Подождите нас здесь, пожалуйста.
Они с Шарлотой Евгеньевной удалились, а мы остались любоваться ножом.
Мадлена Людвиговна собиралась почти полчаса, а мы даже не заметили как
пролетело время - так тщательно мы прощупывали, поглаживали и пробовали
пальцем каждый миллиметр ножа, так основательно проверяли, насколько удобно
его рукоятка ложится в каждую из наших рук, так напряженно вглядываясь
разбирали каждое слово надписи на незнакомом для нас языке...
Мадлена Людвиговна появилась опять в элегантном платье, серых тонов,
как и подобает для прогулки на кладбище. На ней был приталенный пиджак под
цвет платью, из нагрудного кармана пиджака выглядывал уголок кружевного
платка, и узкими кружевными полосками, достаточно скромного, но приятного
узора, были отделаны манжеты и верхние кромки пиджака. Лицо её стало ещё
розовее, а шляпку на этот раз она выбрала с темной полувуалью - тоже,
видимо, как намек на траур и скорбь. Мы никогда не видели, чтобы так
одевались в жизни, подобные наряды встречались нам лишь в зарубежных
фильмах, вроде "Фантомаса", когда там показывают великосветские балы и
богатую жизнь, поэтому естественно, что мы были потрясены, и что я запомнил
этот наряд Мадлены Людвиговны до мельчайших деталей. Позднее мы убедились,
что она всегда так одевается, абсолютно не считаясь с советской
действительностью, которую словно не замечала и не воспринимала. Так,
выходя в булочную, она могла надеть, к очередному элегантному платью,
лайковые перчатки до локтей, по моде то ли начала тридцатых годов, то ли
ещё более ранней. В округе её знали, и посмеивались над ней - сами
понимаете, как могли относиться к таким платьям и к такому образу жизни в
заводском рабочем районе - но нас она приводила в восхищение, хотя нам она
тоже казалась немножко "ку-ку". Нам - мне, Димке и Юрке - представлялось
вполне естественным, что только так и должна одеваться женщина, которая
хранит как бесценный сувенир нож Сент-Экзюпери.
- Вот я и готова, - со вздохом сказала она. - Давайте запакуем нож - и