"Алексей Биргер. Нож великого летчика ("Седой и 'Три ботфорта'" #1)" - читать интересную книгу автора

мать-настоятельница, да. И она сама рекомендовала им кого-то из нас, в
зависимости от наших способностей и прилежания. Я была на хорошем счету, и,
когда к ней обратилась семья князя Югского, а получить место в семье князя
Югского было мечтой многих гувернанток, порекомендовала меня. Через две
недели я выехала в Санкт-Петербург. Это... это была совсем иная жизнь, как
я теперь понимаю. Впрочем, до поры, до времени эта иная жизнь меня совсем
не задевала. Я занималась маленьким Владимиром, ходила с ним гулять в
Летний сад, с ним и с фокстерьером - тогда очень многие держали
фокстерьеров, это была очень петербургская порода, а потом, после
революции, гуляющих с фокстерьерами понемногу становилось все меньше и
меньше, и кончилось тем, что они совсем исчезли, ещё до второй войны, уж не
знаю, куда они все подевались, но с тех пор я почти постоянно держу
фокстерьера, в память о тех временах. Гиз - мой четвертый по счету песик.
До него были Блан, Макс и Роланд. А потом начались вещи, которых я не
понимала. По улицам ходили люди с красными флагами, то и дело слышалась
стрельба. Семья князя обсуждала отречение от престола государя императора.
Для меня это было чем-то невероятным, ведь в России всегда были императоры,
и я не представляла себе, как это страна может поменяться. Впрочем, у нас
во Франции уже давно была республика, поэтому мне казалось, что зря все так
волнуются, в конце концов все утрясется. Владимиру к тому времени уже
исполнилось семь лет, он рос очень живым и смышленым мальчиком. Прошло
лето, наступила осень, волнения не прекращались. Князь считал, что нужно на
время переехать во Францию. Потом были эти события, которые мы теперь
называем Октябрьской революцией, но стрельбы было не очень много. Мы просто
узнали, что за ночь опять власть сменилась. Князь велел срочно собираться.
Он говорил, что большевики будут всех расстреливать. Я как-то и верила, и
не верила ему. Мне казалось невозможным, чтобы всех вот так сразу взяли и
расстреляли. Но, с другой стороны, я знала, что князь - человек серьезный.
В общем, мы все вместе должны были уехать на пароходе в Швецию, а оттуда,
через Англию, во Францию, чтобы переждать беспокойное время. Но там была
такая суматоха, такие толпы обезумевших людей... В общем, я заблудилась.
Ну, не то, чтоб заблудилась, меня оттеснили от семьи князя, и, пока я
пробиралась кружным путем, они меня совсем потеряли, я опоздала на пароход,
и пароход отошел без меня. Я вернулась в дом князя в полном отчаянии. Мне
больше некуда было идти, и я не представляла, как смогу выбраться из России
самостоятельно, потому что за все эти первые годы в России практически не
соприкасалась с обыденной жизнью, и не знала, что и как надо делать. Я
решила обратиться во французское консульство, но оно в те дни было закрыто.
Немного денег у меня имелось, и я решила жить потихоньку, пока консульство
не откроется опять. Ведь я была француженка, и они просто обязаны были
помочь мне вернуться на родину! Потом пришли люди в кожаных куртках, с
наганами, показывали мне какие-то бумаги, говорили, что они реквизируют
этот дом... ну, дом князя, в котором я живу. Они ужасно на меня шумели,
называли "пособницей" и прочими словами, и даже заговаривали о том, что
надо бы меня расстрелять. Я ничего не понимала, и просто заплакала. Я
просила их ничего со мной не делать, а просто помочь мне вернуться во
Францию, ведь мне нечего делать в чужой стране. Они почему-то рассмеялись в
ответ на эту мою просьбу, потом стали меня расспрашивать, узнали, что я
сирота, что меня привезли, чтобы я работала няней, и как-то помягчели. Мне
дали бумагу, что я "интернациональный трудовой элемент" - до сих пор не