"Алексей Биргер. Игра с джокером ("Богомол" #3)" - читать интересную книгу автора

более не прошибешь. Но в то время...
Невысокий, ладно скроенный, вихрастый паренек (его волосы были такими
светлыми, что в определенном освещении казалось, будто в них есть седые
пряди - у него и в школе была кличка "Седой") опять и опять падал на
заточку, и она опять и опять подавляла свой крик, потому что знала: если её
обнаружат за бетонными плитами, ей не поздоровится.
Убившие паренька были на все способны. Они нарушили правила честной
игры. Паренек вышел в круг, встал напротив их главаря, вынул самодельную
финку. Паренек был рукаст, и рукоятка его финки была не обмотана изолентой,
а аккуратно набрана из полупрозрачных разноцветных колечек, отлично
подогнанных друг к другу. То, что у паренька была финка, вовсе не значило,
что он тоже был из отпетой шпаны: в те времена в их районе, заводском
предместье Самары (тогда ещё Куйбышева), считалось хорошим тоном иметь при
себе "туристские" или, ещё лучше, самодельные ножи. В "землю" (или в
"город" - эта игра называлась по-разному) ими играли намного чаще, чем
дрались.
Это не значит, что паренек не мог за себя постоять. Он был ловок и
жилист, и фамилию Жилин носил недаром, у него были те врожденные ловкость и
быстрота реакций, против которых даже у Гузкина, ставшего к своим двадцати
годам матерым уголовником, шансы против семнадцатилетнего Леонида Жилина
были невелики.
Но в тот момент, когда Ленька мог покончить с Гузкиным одним
стремительным выпадом, ему дали подсечку сзади, и он полетел на нож.
Как описать то, что в этот момент пережила она? В человеческом языке
для подобных потрясений есть лишь невыразительное слово "шок". Для этой
смеси невыносимого холода и невыносимого жара, когда тебя будто окунают в
ледяную прорубь и одновременно поджаривают твои внутренности на раскаленной
сковороде, для этого комка тошноты, подступающего к горлу, для ватных ног и
внезапно сработавшего мочевого пузыря... Хорошо, назовем это просто шоком.
Верней было бы назвать это болезненной, но неизбежной операцией,
которую порой учиняет над нами природа. В этот момент словно лопнула её
прежняя оболочка, исчезла скромная и не слишком разговорчивая девочка Люда,
отличница и спортсменка, и родилась Богомол, которой предстояло стать
легендой, самой страшной и неуловимой женщиной-киллером нашего времени.
Она не соврала Андрею Хованцеву, рассказывая ему, что свою карьеру
начала с истребления всех, причастных к убийству его двоюродного брата.
Всех, кроме Гузкина, который получил срок и был вне пределов её
досягаемости. Ей было всего лишь пятнадцать, когда отточенным ударом,
который она тренировала в своей секции карате, она убила первого из этих
здоровых лбов - подонка, давшего Леониду Жилину подножку сзади...
И очень скоро её нашли и оценили...
Она соврала в другом. Хотя можно ли назвать враньем некоторые
умалчивания и неточности, возникающие тогда, когда язык просто не
поворачивается говорить правду? Во-первых, её разговор с Ленькой за
несколько минут до его убийства, не был наивным девчоночьим объяснением в
любви с её стороны. Она сказала ему другое... Но Ленька принял это и,
сложись все не так трагично, она бы в любом случае носила бы сейчас не свою
нынешнюю фамилию, а фамилию Жилина... Во-вторых, она не ушла домой сразу
после разговора, как он ей велел: она осталась за бетонными плитами, и
видела все...