"Алексей Биргер. Смерть воды и огня ("Богомол" #2)" - читать интересную книгу автора

запивают, то особенно тяжело и беспросветно - будто какой-то стерженек в
них навеки ломается. Вполне возможно, мерный втягивающий ритм, в который
Акличаг погружал мальчика, способствовал тому, что мальчик расслаблялся -
как бы, плыл на успокаивающей волне - и воздействие этого "сеанса
психотерапии" было настолько сильным, что можно было гарантировать:
несколько недель припадков не будет. Словом, никаких чудес. И со снегом
было, возможно, то же самое. Сперва Студнев предположил, что Акличаг, как
всякий хороший шаман, умеет подмечать малейшие приметы грядущих перемен
погоды - и что он подгадал свое волхование на тот день, когда снег так или
иначе должен был пойти... Правда, после дальнейшего общения с Акличагом у
него появились сомнения в истинности этого простого и земного объяснения.
Порой Студнев начинал верить, что Акличаг и в самом деле вызвал снег, а не
дождался его, наподобие того, как Янки при Дворе Короля Артура дождался
солнечного затмения, чтобы "заколдовать" солнце.
В любом случае, мелодии и ритмы бубна с бубенчиками, которыми Акличаг
сопровождал свои "перформансы", были для Студнева очень притягательны, и,
улучив момент, он направился с маленьким магнитофончиком в избу Акличага
(Акличаг жил не в юрте, а в настоящей избе, и даже с белеными стенами),
чтобы уговорить шамана исполнить несколько ритмических пассажей для записи.
Акличаг сидел в небольшой кухоньке, за столом у окна. Перед ним стояла
чашка с травяным чаем, несколько лепешек лежали на тарелке - весь его обед,
насколько понял Студнев. Когда Студнев вошел, Акличаг молча указал ему на
соседний стул и передвинул тарелку с лепешками так, чтобы, если Студнев
захочет, тоже мог немного подкрепиться.
- Я к вам по делу, - проговорил Студнев. - Я изучаю музыку и стараюсь
записывать самое интересное, что услышу. Меня очень заинтересовало то, как
вы работаете с вашим бубном. Если бы вы могли исполнить для меня...
Акличаг поглядел на молодого человека - не без интереса, как
показалось Студневу, хотя лицо шамана оставалось бесстрастным и трудно было
понять, о чем он думает. Потом шаман неспешно встал, подошел к шкафчику в
углу и вынул оттуда несколько листов бумаги.
- Ты ведь знаешь языки? - спросил он, с особым своим выговором.
- Я... - Студнев был несколько выбит из колеи такой неожиданной сменой
темы разговора. - Да, я изучал...
- Хорошо, - Акличаг протянул ему документы, аккуратно собранные в
прозрачный пластиковый конверт. - Погляди вот это.
Студнев проглядел. Это было приглашение в Швецию, на нечто вроде
практимума по проблемам древних языческих ритуалов.
- Вы поедете? - спросил он.
- Поеду, - ответил Акличаг, с теми бесстрастными своими интонациями и
бесстрастным восточным лицом, из-за которых казалось, что он то ли шутит,
то ли подначивает. - И ты поедешь со мной.
Студнев так растерялся, что мог только пробормотать:
- Почему я?..
- Потому что только так ты поймешь музыку, - ответил Акличаг, не глядя
на него.
Ничего другого Акличаг объяснять не стал, хотя позднее Студневу стало
понятно, что в тот момент Акличагу была известна почти вся его жизнь.
Например, Акличаг знал, что Студнев живет один. Его родители, известные
музыканты, работали по долгосрочному контракту за границей, в одном из