"Дмитрий Биленкин. Бремя человеческое (Авт.сб. "Сила сильных")" - читать интересную книгу автора

ахнет. Обрадуется, поудивляется, но в общем примет за должное, ибо с
осуществлением фантазий все уже давно свыклись. Вот если бы они перестали
осуществляться, тогда поразились бы. Нарушение закона, все равно что масса
вдруг перестала бы переходить в энергию! А так... Ну ясно же, что животные
вроде волка как-то думают, об этом еще в девятнадцатом веке Энгельс писал.
Значит, можно улавливать электромагнитную динамику биотоков, декодировать
эту сложную (очень сложную, кто спорит!) путаницу, искать непонятным
символам соответствие, переводить их в звуки нормальной речи. "И молвил
волк человеческим голосом..." - через транслятор. Ну, наконец-то, скажет
человечество, наконец наука осилила речевой контакт с животными;
интересно, послушаем, что там у серого за душой...
И все-таки! Вот именно: все-таки..."
- Не посвистеть ли? - спросил Рябцев с улыбкой. - Что-то наш друг не
торопится.
- Зато мы торопимся. - Телегин резко выпрямился, колюче взглянул на
журналиста. - Он вам не песик! Верно, кругами ходит, присматривается, что
за гость.
- Каков хозяин, таков и гость, - с ходу отпарировал озадаченный
переменой тона Рябцев.
И тут же пожалел, что привычка не теряться перед словом взяла в нем
верх.
Но и Телегина, казалось, смутила внезапная суровость собственных слов.
- Серый - мужик серьезный, - сказал он, словно оправдываясь.
- Вы о нем - как о человеке...
Телегин снова нахмурился.
- Ну, если вы так поняли мои слова - забудьте. Не стоит раскачивать
древний маятник мысли.
- Маятник?
- Именно. Животных мы то уподобляли себе, то, наоборот, отвергали
всякое с ними душевное сходство. В этой плоскости мысль маятником и
ходила. А мир-то многомерен, значит, явление и истина о нем многомерны
тоже.
"Теперь он со мной, как с маленьким, - раздосадованно подумал Рябцев. -
Вот тебе и благостный старичок! Пороховой кремень".
Они знали друг друга едва ли час, потому что, встретив Рябцева у
границы заповедника, Телегин повел его прямо сюда и по дороге больше
отмалчивался. Теперешнее обострение разговора было на руку журналисту, ибо
ничто так не раскрывает собеседника, как противоречие его словам.
- То-то философ Энгельс, - сказал Рябцев не без ехидства, - оказался
куда проницательней сонма специалистов, которые и столетие спустя
отказывали животным во всяком умении мыслить!
Телегин слегка кивнул.
- "Ученые так близко подошли к храму науки, что не видят храма и ничего
не видят, кроме кирпича, к которому пришелся их нос". Знаете, чьи это
слова?
- Нет...
- Сказано Герценом. Метко сказано! Уперты носом... А что поделаешь! Я
вот говорю с вами, а мысли о волке. Почему не объявляется? Ведь что бы я
вам там ни говорил, а уверенность моя тает. Странно! Как всякий зверь, он
существо любопытное, к тому же вчера я не ответил на пару его вопросиков.