"Дмитрий Биленкин. Мера предосторожности" - читать интересную книгу автора

дороге.
Когда я ночью сбивчиво рассказал ему все, он хмуро задумался, а потом
предложил перво-наперво раздуть костер и согреть чай. Я было
запротестовал, так как боялся повторения вспышки. Ответом был резонный
вопрос:
- Глаза-то ведь целы?
Было ясно, что Геннадию Ивановичу, который проспал главное, мои
опасения кажутся преувеличенными, а страхи надуманными, и, возможно, он
даже презирает меня за панику. Его трудно было упрекнуть, ибо в моем
рассказе одно не совмещалось с другим, а разница его и моего восприятия
состояла в том, что, скажем, лед для него заведомо не мог быть горячим, а
для меня мог, потому что я знал - такой лед существует.
Предложенное Геннадием Ивановичем занятие, впрочем, оказалось
оправданным. Его неторопливые движения, когда он разжигал костер,
подкладывал сучья, ставил чайник, доставал заварку, отвлекли меня, а пламя
костра создало привычный круг света, тепла и безопасности. Мысли мои
потекли ровней, и мне показалось, что я могу найти объяснение феномену.
Вероятно, это была шаровая молния. Не совсем обычная, правда, но что мы
знаем о шаровой молнии?
- Почему-то все думают, что чем безлюдней место, тем оно диковинней и
опасней, - перебил мои размышления Геннадий Иванович.
Я уставился на него с недоумением. Он сидел насупясь, отсвет костра
порой выхватывал напряженный блеск его глаз.
- Мы с прадедов живем на этой земле, - продолжал Геннадий Иванович
после паузы. - Знаем наизусть, чего в ней может быть, а чего не может. А
вот вы в городе не знаете.
- В каком смысле? - не понял я.
- Да автомобиль гот же... Зверь столько людей не передавил, сколько
машина. А почему? Привычки нет, а до новинок охочи. Так и выходит, что
глушь-то самое спокойное место. Молния, говорите? Может, и она, вам
видней, откуда только? Никогда в такую ночь не было молний, а чего здесь
не было, того и не бывает, другое ищите.
Я мог бы уже привыкнуть к внешне корявым диковинным мыслям Геннадия
Ивановича, но привыкнуть было все-таки трудно. В своем кругу мы все как-то
думаем на общий манер, потому что образование, воспитание, образ жизни у
нас схожие. Геннадий Иванович же был лесничий, образования почти не имел,
но своеобразие и пытливость его ума поражали. Он, если мерить
интеллигентность не обычной и, кстати, ложной меркой профессиональных
знаний, был человеком незаурядного интеллекта - случай для старой деревни
не столь редкий, теперь же, когда всем открыта прямая дорога в вуз, куда
менее частый. Однако недели, которую мы провели вместе, было недостаточно,
чтобы его характер раскрылся вполне.
Нехотя, как-то вынужденно светало. Мы пили обжигающий чай и не
возвращались к обсуждению недавнего события. Я угадывал, что у Геннадия
Ивановича созрел план действий, и почему-то я был заранее с ним согласен.
Меня даже не обескураживало, что не я, кандидат физико-математических
наук, взял инициативу. Может быть, потому, что здесь, в лесу, инициатива
по праву принадлежала Геннадию Ивановичу.
- Пошли, что ли, - сказал наконец Геннадий Иванович.
Он поправил отвороты сапог, проверил ружье, и мы двинулись.