"Дмитрий Биленкин. Ученик чародеев" - читать интересную книгу автора

тогда как самодисциплина свойственна немногим.
Но даже не это меня беспокоило. Не опасение, что я погрязну в лени или
не смогу без понуканий развивать культуру своего ума. Меня тревожило и
пугало, способен ли я делать то, что делают мои коллеги. Ибо, несмотря на
эвристическое образование, знания, семинарские успехи, я поражался работе
моих новых друзей. То есть внешне все выглядело просто. Когда вспыхивал
красный сигнал тревоги, в Особой Аварийной никто никуда не бежал. Обычно
тревога заставала дежурного в кресле, где он и оставался, потягивая кофе и
размышляя. Его поведение настолько противоречило всем понятиям о том, что
такое "тревога", "беда", "аврал", что постороннего человека охватывало
сильнейшее желание схватить, казалось бы, дремлющего сотрудника за шиворот
и таким образом побудить его к активным действиям.
Ничего удивительного, впрочем, тут не было. Хотя...
Если один человек думает быстро, а другой медленно, то на первый взгляд
кажется, что ум первого работает лучше. Это распространенное заблуждение.
У недалекого учителя хорош тот ученик, который отвечает без запинки, но
такая привычка губительна, ибо пулеметная быстрота мышления возможна лишь
благодаря использованию готовых шаблонов. Это своего рода автоматическое
мышление полезно и даже необходимо, когда жизненная задача традиционна, но
губительно, когда нужно принять оригинальное решение. Творческое мышление
куда более медленно, потому что связано с отказом от готовых навыков. Оно
всегда медлительней обычного, но в конечном счете, когда требуется найти
что-то новое, оно бесконечно быстрее, так как дает настоящий, не мнимый
результат.
Это не сразу было понятно. Веками и даже тысячелетиями практическая
деятельность людей решительно во всех сферах была, как правило, связана с
решением давно известных, повторяющихся проблем. Но двадцатый, отчасти еще
девятнадцатый век втянули людей в круг забот и дел, которые не имели
примера в прошлом. И традиционные формы мышления все убедительней стали
доказывать свою непригодность. Ярче всего доказали они свою непригодность
в тех случаях, когда возникала опасность аварии или катастрофы, не
предусмотренная прежним опытом. Тут, когда все решали считанные часы, с
особой наглядностью выявилось, что быстрое, но формальное мышление не
способно упредить ход событий. Так возникла Особая Аварийная, которая
имела дело лишь с теми случаями, когда пасовал опыт и положение казалось
безвыходным.
Чем дальше, тем меньше я, однако, понимал, как эти люди, с которыми я
общался теперь изо дня в день, - как они могли делать невозможное.
Поскольку они имели дело с любыми проблемами, то, казалось бы, они должны
были знать все - все области техники, науки и практической деятельности.
Но они вовсе не были энциклопедистами! Они умудрялись вытаскивать со дна
океана погребенный обвалом батискаф, когда воздуха там оставалось на
восемь часов и у всех опускались руки. Они это делали, хотя раньше понятия
не имели, какова конструкция батискафа и какие вообще есть средства
спасения в такого рода ситуациях. Более того, они и знать не хотели об
известных уже средствах!
Уяснить, как в этих условиях они достигают успеха там, где никто его не
достигал, я не мог, и это меня сильно тревожило. Ведь если они не
всезнайки, если они не гении действия, то должен у них быть какой-то
секрет, о котором молчат учебники эвристики! Секрет, без знания которого я