"Дмитрий Александрович Биленкин. Исключение из правил" - читать интересную книгу автора

царапнуло внезапное сомнение, которое за делами, впрочем, тут же забылось.
Оно всплыло ночью. Перебирая дальнейшие возможности контакта, Ронин
долго ворочался, и, как это всегда бывает при бессоннице, мысли скоро
сбились в яркий, путаный клубок образов, навязчивых и сумбурных, пока
случайно не выделился один: рука Боджо, замершая перед корешками книг.
Еще дремотная память напряглась. Палец Боджо заскользил по рядам, вот
он помедлил, неуверенно дрогнул, скользнул вниз, чуть задержался на
совершенно обычной книге... Обычной? Наоборот, неуместной, ненужной, -
недоумение тогда мелькнуло и тут же погасло, потому что палец отпрянул и
снова заскользил по корешкам солидных томов, а ему, Ронину, было не до
размышлений. Но ведь эта книга...
Память наконец вынесла ее название. Ронин аж подскочил: томик
Честертона! Того самого Честертона, который еще в прошлом веке написал
рассказ о мысленно невидимом человеке. Так вот что запало! Вот почему
задержался указующий палец!
- Ай, ай, ай, - покачал головой Ронин. - Стариковские стереотипы,
значит... Ай, ай, ай!
Он усмехнулся в темноте. <Да, за таким стереотипом как за каменной
стеной... Но, кажется, я тоже не подкачал. Ну и ну!>
Однако наступил день, принесший загадку, перед которой и
проницательность Боджо оказалась бессильной.


Яркий свет лег на плечи тяжестью панциря. Ронин зажмурился,
мало-помалу привыкая. Он задержал шаг возле опытного поля, на котором
хлопотали биологи. Ограждения поля были, пожалуй, самой причудливой из
всех, которые Ронин видел, конструкцией. Они перекрывали собой обширный
участок местности, свободно пропускали внутрь свет, ветер и дождь, но ни
одной молекулы не выпускали наружу без придирчивого контроля. Биологи не
боялись заразить планету или внести заразу в корабль, так как существенное
несходство местных и земных белков гарантировало их полную
несовместимость. Но характер опытов все же требовал изоляции. За
прозрачными до незримости стенами трава, кусты и деревья лужайки
соседствовали с посадками земных растений, и странно было видеть
одуванчик, оплетенный чем-то вроде медной проволоки с огромными
фиолетовыми цветами на тончайших усиках. Там, за стенами, шла борьба и
притирка двух чужеродных биосфер, у которых общим был лишь способ питания.
Контакт их был подобен соприкосновению травы и металла, но ведь и его
нельзя считать вполне нейтральным, так что интереснейшей и кропотливой
работы биологам хватало. Туда же, за невидимые стены, были выпущены
генетически чистые породы мышей, морских свинок и кроликов. Ронин видел,
как за земной мухой гонится десятикрылая здешняя стрекоза, которой явно
было невдомек, что муха для нее несъедобна.
- Как дела? - спросил Ронин у появившегося из укрытия биолога.
- Как обычно, - тот стер с лица обильный пот. - Что-то гибнет, что-то
приживается. Жарища...
- Там Дики просится в ваш Ноев ковчег - охота поразмяться.
- Подождет. Как она в своей шубе еще может резвиться - не понимаю.
- Положим, тут не жарче, чем в летний полдень на Украине. Ладно, все
это пустяки. Выяснили что-нибудь со злаками?