"Дмитрий Биленкин. Праздник неба (Авт.сб. "Снега Олимпа")" - читать интересную книгу автора

обмер, а потом закричал от восторга. Снег стал... То есть, конечно, это
был всего лишь беглый отсвет сполохов, но... Представляешь: снежная
равнина потягивалась так, что сугробы ходили серебристыми мускулами, то
вдруг замирала, а потом взблескивала сухой россыпью искр... Впрочем, что
я, совсем не так! Снег у меня похож на шаловливого котенка...
- А это был зверь, - тихо сказала девушка.
- Именно! Огромный, потягивающийся, такой, знаешь ли, с полконтинента,
очень чужой, изумительный зверь. И добродушный. Он... радовался свету! И
опять не то... - Гордин сморщился. - Не могу этого передать, не могу!
- Ты очень хорошо рассказываешь, - сказала она убежденно. - Я вижу все
это. Слова - неважно...
- Нет, нет. Все бледно, вычурно, плоско... - Гордин вскочил и зашагал
по комнате. - Как скуден наш язык! Небо... А, все чепуха, что об этом
пишут! Был праздник, не наш, природы; это трудно вместить. Мне хотелось
петь - мне! - он с недоумением покачал головой. - Как я жалел, как жалел,
что тебя не было рядом...
Она быстро кивнула. Он порывисто шагнул навстречу ее сияющим глазам.
- Слушай, ведь это возможно! Есть самолет, у тебя будут каникулы...
Он споткнулся, увидев, как погас ее взгляд.
- Нет, - сказала она торопливо. - Нет.
- Почему?!
- Просто так.
Проворным движением она спрыгнула на пол, босая, с упрямством на лице
глянула на него, тут же потупясь.
- Прости, - в ее голосе дрогнуло раскаяние. - Ты, может, подумал... Все
не так. Я не хочу - понимаешь? - видеть чужой праздник.
- Чужой?
- Да.
- Ира, я не понимаю.
- Думаешь, я сама понимаю? Видеть то, что видел ты, - хочу. Жажду. И
боюсь.
- Чего?
- Горечи. Отравы. Тоски.
- Что ты, Иринка, какая горечь?! Ну, да, второго такого праздника,
вероятно, не будет. Но хорошего красивого полярного сияния дождаться
можно. Вопрос времени. И никто - слышишь? - никто не разочаровывался.
- Я же не об этом... Праздник. А потом?
Как была босяком, она прошла к окну, отдернула штору и стала, понурясь,
у окна.
- Видишь?
А Гордин ничего не видел, кроме ее узких, как у подростка, поникших
плеч, беззащитного затылка под короткой стрижкой волос, - он точно ослеп
от нежности. Наконец очнувшись, заставил себя приблизиться.
Из окна открывалась вечерняя перспектива микрорайона с неизбежными
прямоугольниками домов, асфальтовыми дорожками, аккуратными, по линеечке,
газонами, яркими пятнами ртутных фонарей.
- Видишь? - повторила она.
Да, он видел это тысячи раз. Отсюда и из окон других квартир, потому
что там, в общем, было то же самое. Вид был привычен, как повседневная
одежда прохожих.