"В.В.Бибихин. Философия и религия " - читать интересную книгу автора

"религия" происходит от латинского re-lego "вновь собирать, повторно
посещать, еще и еще вглядываться, перечитывать, вчитываться, снова
обсуждать, тщательно обдумывать". В греческом родственное слово ?О?Эгщ
означает "заботиться, думать, обращать внимание". Собаки, лениво относящиеся
к своим обязанностям, называются ?ынет пэк?лЭгпхубй, из чего по-латински
получилось бы "нерелигиозные собаки". Religio развертывает свое значение
"совестливость, внимательность, добросовестность, благочестие, благоговение,
богопочитание" дальше в "щепетильность, стеснительность, сознание
греховности, вины, преступления". В основе всего ряда - способность человека
отойти от суетливой спешки, вернуться к пройденному, обратить внимание,
совестливо и тщательно вдуматься в то, что по-настоящему серьезно. "Религия"
в смысле вдумчивой добросовестности - необходимое хотя и не достаточное для
философии настроение. Всякая философия религиозное задолго до того как
берется за "религиозные темы". В немецком языке Хайдеггера мысль и
благодарность - одно (Denken-Danken; этимологически они тоже одно).
У Платона, Аристотеля "религия" прячется за блеском свободной
праздничной широты. Платонизм проставляет акценты, прочитывает Платона в
благочестивом свете и уверен, что у философа все полно бездонного святого
смысла. Сомнений тут себе платоники не разрешают. Что могло показаться
легким, как играющие "этимологии "Кратила", то окажется многозначительным.
Что казалось критикой другого божественного авторитета, Гомера, то окажется
истиннейшим Гомера пониманием, его благочестивым обожанием. Один из разделов
толкований Прокла к " платоновскому "Государству" озаглавлен: "О том, что во
всех своих сочинениях Платон - соревнователь Гомера, причем как в красотах
слова, так и в красотах мысли". На поверхности этого совсем не видно. Платон
бранит Гомера за то же. за что Ксенофонт - за описания страстей, войн,
прихотей и лукавств богов. Прокл объясняет: это от бесконечной мудрости
Платона, который кричащим контрастом между сущностным согласием и внешним не
согласием дает знак, что первого впечатления мало, надо искать. Прокл
приглашает увидеть подводную глубину Платона, так сказать, не сходя с места,
а именно прочитав еще раз то же самое место. Вспомним, что "религия" первым
значением имеет "пой горное чтение". Вчитываясь, мы увидим, что Платон не
просто изгоняет поэзию из идеального государства, но "умастив ее миром и
увенчав", "как положено делать с чтимыми кумирами в священнейших храмах1.
Поэзия, выходит, не столько изгнана, сколько недосягаемо поднята над
государством.
Можно ли так читать Платона? Спросим лучше по-другому: можно ли так его
не прочесть? Мы часто не замечаем чего-то у богача только потому, что у него
слишком много всего. Он "белый цвет как итог и сумма всей пестроты мира,
приходящей, наконец, к своей простоте"2. Мы не вправе отказывать в чем бы то
ни было этому шару, "снимающему внутри своей полноты всякую честно
ограниченную прямолинейность".3 Автор двух последних суждений заключает, что
у Платона не было только одного - вот этой самой ограничивающей
прямолинейности. Но, надо сказать, и ее не было по преизбытку (к??ыреспчЮн),
а не по недостатку. То же с религией. Платоническая философская
религиозность остается одним из верных прочтений Платона, разве что не может
охватить его в полноте. Так представление Гегеля религиозным мистиком
"неадекватно" Гегелю, но эта неадекватность исправима другой,
противоположной трактовкой; наоборот, сказать, что его систему нельзя или не
нужно прочитывать религиозно и мистически, будет уже неисправимым промахом.