"Александр Никитович Бессараб. В прицеле - танки (Военные мемуары) " - читать интересную книгу автора

начала боя, а все вокруг горело, дыбилось фонтанами земли и металла. Перед
мостом по всему лугу пылали танки и самоходки фашистов. Черный дым и копоть
низко стлались по земле, перемешиваясь с туманом. Но вот поднялось солнце, и
машины противника замедлили ход: прямые лучи, видимо, ослепили танкистов.
Расчету Шестакова приходилось много раз поворачивать свою пушку в
разные стороны и стрелять то по танкам, то по самоходкам, то по
автоматчикам. Командир орудия и наводчик сменяли друг друга у панорамы и
непрерывно вели огонь. Один из танков, подожженный шестаковцами, пылал у
лесной опушки, другие с развороченными гусеницами или с заклиненными башнями
стреляли с места, поддерживая машины, медленно приближающиеся к высоте.
В работу вступили батарея полковых пушек и взводы противотанковых
ружей. Заметно возросла плотность противотанкового огня. Запылала еще одна
вражеская самоходка. От острого глаза комбата Кучина, внимательно следившего
за полем боя, не ускользнуло и то, что напор врага стал ослабевать - атака
захлебывалась. Внезапный танковый таран не удался. Бронированные машины не
сумели прорваться к переправе. И тогда, отступив к лесу и перестроив там
свои боевые порядки, танки и пехота врага атаковали безымянную высоту в
развернутом строю, в лоб. Минометчики, открыв огонь дымовыми снарядами,
поставили перед высотой сплошную завесу, и старший лейтенант Кучин,
пользуясь случаем, приказал всем расчетам перетащить орудия на запасные
позиции.
Спустя четверть часа снова грянул бой. До передних танков оставалось не
более полукилометра. Гитлеровцы, видимо, уже предвкушали свою победу, но
вновь заговорили наши пушки, дружно ударив в упор с более выгодных позиций.
Одновременно противник попал под губительный перекрестный огонь двух других
батарей дивизиона, разместившихся за рекой. Батальонные и полковые минометы
навалились на автоматчиков врага, заставили их покинуть спасительную
броневую защиту и рассеяться по лугу.
Однако враг не унимался и, несмотря на большие потери, упрямо лез
напролом. Завязался жестокий бой у подножия высоты, затем на самой высоте,
на отдельных участках он переходил в рукопашную схватку. Особенно тяжело
пришлось расчету Федора Шестакова. Гитлеровцы обнаружили его после того, как
артиллеристы в упор расстреляли еще одну самоходку. В сверкающих на солнце
касках, в расстегнутых кителях, с прижатыми к животу автоматами, фашисты
пошли в атаку на горстку храбрецов. Ведя огонь короткими очередями и
забрасывая ячейки пехотинцев гранатами, немцы сравнительно легко прорвали
жидкую цепочку обороны и вплотную подошли к орудию. На некоторое время их
прижал к земле станковый пулемет, прикрывавший позицию батареи. Но в
пулеметчика незамедлительно полетели гранаты.
Федор Шестаков бросился на помощь, метнул в фашистов две лимонки, с
трудом отодвинул обмякшее тело убитого пулеметчика. Вместе с подбежавшим
Егором Травкиным он заправил новую ленту, нажал на гашетку, и свинцовая
струя опять хлынула навстречу врагу. Гитлеровские автоматчики упали на траву
как подкошенные. Но за ними к позициям батареи бежали в полный рост и ползли
по-пластунски новые цепи. Уже ранены Травкин, Приходько, Иванов. У пушки
остались двое, потом только Владимир Попивнич. Щуплый, почти подросток,
солдат согнулся над панорамой и, увидев самоходку, подмявшую пулеметный
расчет, зло закричал:
- А, гад! Так вот ты как!
Прогремел выстрел. Фашистская самоходка, будто пригвожденная невидимым