"Станислав Бескаравайный. Цех" - читать интересную книгу автора

отца семейства. Морщины, как трещины в скорлупе, раскалывают кожу, и
приходит конец. Вспоминаются дедовы прожекты, альбом нашептывает,
наколдовывает его любимые поговорочки, прибаутки. Очень ясно вдруг
понимается - чего он так рвался работать таксистом, что в нем нашла бабушка
и даже слышится запах любимой его куртки.
Умная электроника, зашитая в бордовой ткани, как собака, обшаривает
мировую паутину - ищет любую информацию о семье.
Родители - их он не стал смотреть. Альбом не подсказал бы ему больше,
чем помнил он сам, а обманываться не хотелось. Вот друзья, приятельницы -
дело другое. Они по больше части живы и только постарели. Их молодые глаза
смеялись с фотографий, цвета и звуки вернулись, будто он снова бывал на
курортах, будто ему скостило тридцать лет возраста. Клара еще не взялась за
героин и была смешливой озорной девчонкой, Инна не ушла от него. Компания,
что собиралась по пятницам в баре, еще не забыла вкус к преферансу. Жизнь
была полна ощущений, радости, в нее было будущее. А так он видел
разбегающиеся дорожки судеб, и слишком многие из них уже оборвались.
Он закрыл альбом. Голоса не утихали в его сознании. Не состоявшаяся
семья говорила с ним, задавала вопросы, хотела болтать снова и снова. Это
надо было прекратить. Аркадий Михайлович вздохнул, постарался заставить их
замолчать, ощутить не призрачные лица, но мир вокруг себя. Только
спокойствие. Ведь все нормально. Вот телевизор, вот стенки, квартира вокруг.
Она в подъезде, двадцатый этаж. Дом, бетонная коробка, свечой идет вверх.
Вокруг такие же сздания, и холодный ветер между ними и дымная городская тьма
наверху, через которую пробиваются редкие звезды. А в центре этой пустой
вселенной он увидел себя - маленькую искру смысла.
Это было такое странное, неземное ощущение, что Аркадий Михайлович не
захотел его терять, ни за что в жизни. И прежде, чем успел понять - протянул
руку, выдернул из ящика тумбочки пистолет и выстрелил себе в висок.

Парень в рваных джинсах, легкой куртке и с модным кастетом на цепочке
от ключей - ткнул большим пальцем в сканер. Дверь узнала его и разъехалась.
В коротком коридорчике ждал охранник. Парень удивился, но спокойно стоял,
пока тот сверил дисплей с его физиономией - почти коричневой, с крашенными
под седину волосами.
- Они уже здесь?
- Да. С тобой сейчас разбираться будут.
Если дошло до такой роскоши, как охранник, значит идет ревизия первого
класса.
Еще одна умная дверь, поворот - и коридор раскрывается в здоровенный
цех. Стены из гофра. Бетонный пол. Потолок: сплошное переплетение труб,
кранов и тросов, которое режут на части полосы стекла - ленточные фонарные
окна. И во всем этом объеме почти нет свободных мест. Станки, агрегаты,
установки. Печки и холодильники, манипуляторы и потолочные краны. Все это
живет и движется, как живет тесто, грибница или муравейник. Редкие люди, что
ходят по мосткам и переходам, кажутся совершенно лишними.
Его место - сбоку от железной улитки, выпекающей металлические
заготовки. Маленькая скамейка. Надо лавировать среди механических громадин.
- Зулус? - мужик в спецовке выныривает из прохода, хватает парня за
локоть, - Не хами.
- Так я всегда, Вадим Иванович, - он улыбается, пытаясь показать свою